Не всякий слух заслуживает веры;
Для лжи и фальши — палку припасай
И живодерам ставь всегда барьеры.
Не нервничай и пальцы не ломай —
Порой кошачья флегма лучше жеста;
Злых берегись, льстецам не доверии,
А дармоедам повторяй: «Нет места!»
«Уж полночь. Темень. Стужа. Ветер воет…»
Перевод Н. Брауна
Уж полночь. Темень. Стужа. Ветер воет.
Я весь продрог. И выпало из пальцев
Перо. И мозг усталый отказался
Повиноваться. И в душе затишье,
Ни мысль, ни чувство, даже боль — ничто
Не шевелится в ней. Притихло все,
Как будто в зарослях гнилой прудок,
Чью воду темную не шевелит
Вздох ветра.
Но постой! А это что?
Или утопленники там со дна
Встают, из воли зловонных простирая
Распухшие в зеленой тине руки?
И голос слышен, вопль, рыданья, стоны, —
Не настоящий голос, но какой-то
Далекий вздох, тень голоса живого,
Лишь сердцу еле слышный… Но как больно,
Как больно мне!..
«Отец! Отец! Отец!
Мы! — света не увидевшие дети!
Мы — не пропетые тобою песни,
Безвременно погибшие в трясине!
О, глянь на нас! О, протяни нам руку!
Зови на свет нас! Дай скорее солнца!
Там весело — зачем же здесь мы чахнем?
Там хорошо — зачем мы гибнем?»
Нет, вы на свет не выйдете, бедняжки!
Нет, вас уже не вывести мне к солнцу!
Ведь я и сам лежу здесь в темной яме,
Ведь я и сам гнию, к земле прибитый,
А с диким хохотом по мне топочет,
Бьет в грудь мою жестокая судьбина!
И слышно вновь: «Отец! Отец! Отец!
Нам холодно! Согрей нас! Лишь дохни
Теплом из сердца и попей весною,
Мы оживем, вспорхнем и заиграем!
Весенним ветром, пеньем соловьиным
Войдем в твою печальную лачугу,
Мы аромат Аравии на крыльях
Внесем и, словно коврик пышноцветный,
Расстелемся и ляжем под ногами!
Лишь дай тепла нам! Сердца! Сердца! Сердца!»
Но где ж я вам тепла возьму, бедняжки?
Уста мои окованы морозом,
А сердце — лютая, змея сглодала.
«Когда б ты знал, как много значит слово…»
Перевод Н. Асанова
Когда б ты знал, как много значит слово,
Исполненное нежной теплоты!
Как лечит рапы сердца, чуть живого,
Участие, — когда бы ведал ты!
Ты, может быть, на горькие мученья,
Сомкнув уста, безмолвно не взирал,
Ты сеял бы слова любви и утешенья,
Как теплый; дождь на нивы и селенья, —
Когда б ты знал!
Когда б ты знал, как беспощадно ранит
Одно лишь слово зла и клеветы,
Как душу осквернит оно, обманет
И умертвит навек, — когда бы ведал ты!
Ты б злость спою, как будто пса ценного,
В тайник души израненной загнал,
Доброжелательства не испытав людского,
Ты б все ж в укор не бросил злого слова, —
Когда б ты знал!
Когда б ты знал, как много бед скрывается
Под маской счастья, обращенной к нам,
Как много лиц веселых умывается
Горючими слезами по ночам!
Ты б взор и слух свой обострил любовью
И в море слез незримых проникал,
Их горечь собственной смывал бы кровью
И понял страх людей; и жизни их условья, —
Когда б ты знал!
Когда б ты, знал! Но ветхо знанье это;
Нет, надо сердцем чувствовать живым!
Что для ума томно, для сердца — полно света…
И мир тебе казался бы иным.
Ты б сердцем рос. И вопреки тревогам
Всегда пряма была б тропа твоя.
Как тот, кто в бурю шел по гребням воли{55} отлогим,
Так ты бы говорил всем скорбным и убогим:
«Не бойтесь! Это я!»