Выбрать главу
      «Каин? Это невозможно! Мой прадед Каин! Дети! Горе нам, Большое горе, если это правда! Скорее гляньте, что с ним?»
            «Он упал Вон там, под кедром, и лежит спокойно».
«Скорей к нему! Ведь, может быть, он жив! О господи, не дай греху свершиться, — Не дай пролить мне Каиновой крови!»
И, спотыкаясь, содрогаясь весь, Пошел дед Лемех, а за ним толпою Шла детвора. Незрячий, все же прямо Он шел туда, куда пустил стрелу, Покуда не споткнулся, не упал На тело Каина.        «Да! Это он! — Как исступленный, вскрикнул Лемех. — Дети, Погибли мы, и весь наш род погиб, Погиб навеки! Каин принял смерть От рук моих! Зовите же отцов, Зовите всех сюда!»         Покуда дети Скликали старших, старый Лемех сел У трупа и, рукою прикасаясь К лицу его, к простреленной груди, Завел тихонько, как над колыбелью, Дрожащим голосом такую песню:
«Слушай, Цилла, слушай, Ада{60}, Дома моего отрада, Слушай божий глас: Кто над Лемехом смеется, Тем насмешка отзовется За одни — семь раз. А кто Каина коснется, С тем — пойми — сам бог сочтется Семьдесят семь раз{61}».
Не умолкая, как безумный, пел Он песню. Все селенье между тем Здесь собралось. Кольцом широким люди И тело и убийцу обступили. Вот, наконец, как бы очнулся Лемех И, голову поднявши, будто сонный, Промолвил: «Что же, есть ли кто со мной?» «Мы все тут, старый!» — зашумели люди. «Так плачьте, дети! Вот наш пращур Каин,  Он проклят богом за убийство брата И семикратно проклят им за то, Что к нашему приблизился поселку И смерть приял от рук моих! И смерть Его всех нас проклятью обрекла, Злой каре — и детей и внуков ваших! Так плачьте, дети! Плачьте над собою! А мертвое, отверженное тело, Не прикасаясь, схороните тут, Чтоб света божьего не осквернял он, Чтоб на него и солнце не глядело, Чтоб зверь, его наевшись, не взбесился, И птица, наклевавшись, не издохла! Возьмите камни, ими забросайте Его, как пса, сухим песком засыпьте И обсадите тёрном! И навек Будь проклято и место, где лежит он!»
И кинулись все люди с диким криком И воплями — закидывать камнями Убитого. Лежал он, как дитя. Уснувшее, с простертыми руками, С лицом спокойным, ясным, на котором, Казалось, не изгладила и смерть Улыбки просветленья и любви. Но скоро грудою каменьев труп Закрыло вовсе; а случайный камень Расплющил череп, придавил к земле, Похоронил навеки под собою.

1889

Иван Вишенский

Перевод Б. Турганова

Посвящаю А. Крымскому

{62}

I
Пирамидою зеленой на волнисто-синем фоне, исполинским изумрудом на равнине синевы, —
над прекрасным южным морем, под спокойным теплым небом дремлет, пышно зеленея, в тихом сне гора Афон.
Дремлет ли? Ведь мать-природа с неустанною заботой наряжает, забавляет дочь любимую свою.
Там, внизу, из воли шумливых величавые утесы гордо устремились к небу — стены, портики, столпы, —
там, внизу, оркестр могучий ни на миг не умолкает, плещут волны о каменья, пена брызжет серебром.