Не господним ли веленьем
сей паук здесь нижет сети, —
не меня ли бог поставил
как свидетеля себе?»
Но тихонько зазвенела
паутина; это муха,
в сеть запутавшись с налету,
стала дергаться, пищать.
И паук тотчас явился
и поспешно паутиной
стал опутывать добычу,
муху накрепко вязать.
То подскочит и укусит,
то отскочит, снова вяжет;
муха мечется в тенетах,
дергается и пищит.
«А, проклятый кровопийца, —
молвил старец, — для того ли
ты проник в мою пещеру,
чтобы убивать и здесь?»
И уже занес он руку, чтобы
сбросить паутину,
пленницу от мук избавить, —
но остановился вновь.
«Без господнего веленья
даже муха не погибнет;
пауку, убийце злому,
дар его от бога дан.
Неужели же я вправе
паука лишить той пищи,
для которой положил он
столько силы и труда?»
И опять, кладя поклоны,
начал ревностно молиться,
но и сквозь молитву слышал
муху; как дитя, она
трепетала в паутине,
и пищала, и молила.
Сердце старца содрогалось, —
но рука не поднялась.
VII
«До утра метался ветер,
жалобно стонал в утесах,
выло море и каменья
грызло, яростно кроша.
До утра жестокий холод
душу леденил и тело,
как на судбище последнем
я дрожал и костенел.
Я дрожал, в углу пещеры
укрываясь, и тревогой
был охвачен, и молитва
замерла в моей душе.
Видел я себя бессильным,
нищим, жалким, одиноким,
бесприютным сиротою,
без семьи и без родни.
Чудилось — земля застыла,
вымерли все люди в мире,
и один лишь я остался
изнывать в горниле мук.
Чудилось — сам бог там, в небе,
мертв, и лишь диавол черный
ныне властвует вселенной,
и пирует, и ревет.
И казался я пылинкой,
столь презренной и ничтожной,
что и бог, и черт, и люди
позабыли про нее.
Но теперь блеснуло солнце,
скрылись демоны ночные,
бешенство ветров утихло
и повеяло теплом.
И теплом согрето тело,
и душа воскресла в теле,
обрела, как прежде, бога
и молитву обрела.
Что же это за теснины,
где мечта моя блуждает?
Этого тепла частица
в теле душу родила!
Так удар огнива искру
из кремня зовет наружу,
искра ж — порождает пламя,
жар и блеск, тепло и жизнь.
Жар и жизнь, тепло, сиянье,
где и смерть, и разрушенье,
и рожденье, и бессмертье, —
вот душа вселенной — бог.
Капля лишь тепла и света,
вспыхнув искрой, в мертвом теле
пробуждает душу, — значит,
без тепла в нем нет души.
А в душе тепло рождает
ясность, и восторг, и веру, —
значит, без тепла ни веры,
ни восторга нет в душе.
Вера ж чудеса рождает,
высшее рождает чудо —
вера порождает бога,
открывает нам его.
Бог явился нам — о, чудо!
Он являлся лишь при солнце,
только в жарких, южных странах,
в блеске молний и в огне.
В реве вихря, в тьме полночи,
в снежной буре и метели
никому он не являлся.
Значит, бог — тепло и свет!
Но ведь бог — всему создатель,
он творец тепла и света…
Кто же лед и холод создал?
Библия о том молчит.
Да, тепло в бездушном теле
возрождает душу снова,
а в душе рождает веру, —
высший плод той веры — бог…