Перси манят белизною;
Дева подходит легче дыханья:
"Юноша! - кличет, - за мною!"
Волн чуть касаясь стройной стопою,
Радугой в озеро канув,
Брызги рассыпав дерзкой рукою,
Мчится она средь туманов.
Юноша следом, стал у обрыва,
Хочет идти - отступает;
А голубые волны лениво
Юноши ноги ласкают.
Нежно ласкают, вглубь увлекают;
Сердце так сладко томится,
Словно стыдливо руку сжи-мает
Милому другу девица.
Вмиг позабыл он деву лесную,
Клятву забыл, ослепленный;
Кинулся в волны, буйно ликуя,
Новой красой увлеченный.
Дальше и дальше, страстью влекомый;
Волны безумца уносят.
Вот уж чуть виден берег знакомый.
Вот уж охотник на плесе.
Белые руки стиснул руками,
Взорами тонет во взоре,
Жаждет к устам прижаться устами
Вольно ему на просторе!
Ветер повеял, мгла расступилась,
Новое диво являя.
Смотрит охотник - что приключилось?
Ах, это дева лесная!
"Где ж твои клятвы? Где уверенья?
Помнишь: кто клятву нарушит,
Горе тому! Не сыщет спасенья,
Тело погубит и душу!
Нет, не тебе, знать, доля сулила
Водной владеть глубиною.
Тело сырая скроет могила,
Очи засыплет землею.
А твою душу адское пламя
Будет терзать без пощады:
Будешь томиться здесь, под ветвями,
Не ощущая прохлады"
Слышит охотник, смотрит тоскливо,
Вдруг содрогнулся безмолвно;
Ветер качает дальние ивы,
Бурно вздымаются волны.
Разом вскипели волны, бушуя,
Полные ярого гнева:
В черную бездну, в глубь водяную
Скрылись охотник и дева...
Волны доныне мечутся в пене,
А среди топей болотных
Видно: мелькают бледные тени
Дева и юный охотник.
В озере дева пляшет беспечно,
Юноша смотрит, стеная
Кто он? - Известен нам он, конечно.
Кто эта дева? - Не знаю.
[12 августа 1821 г.]
Существует поверье, что на берегах Свитези появляются ундроны, или нимфы, которых в народе называют свитезянками.
РЫБКА
Баллада
(Из народной песни)
Село покинув родное,
Бежит девица с пригорка;
Распались косы волною,
Рыдает горько-прегорько.
Сбежала на луговину,
Где речка льется неспешно,
И, руки белые вскинув,
Зовет она безутешно:
"Красавицы водяные,
Любезные свитезянки!
Узнайте, сестры родные,
О горе бедной селянки!
Я верно любила пана,
И пан твердил мне, что любит,
Теперь икая желанна,
Он Кшисю бедную губит.
Живи же, пеблагодарный,
С своею знатной женою,
Но только не смей, коварный,
Глумиться здесь надо мною!
Ох, как несносно томиться
Обманутой, нелюбимой!
Меня примите, сестрицы;
Но сын мой... сын мой родимый!.."
Так молвив, вновь зарыдала,
Ломает руки в кручине,
И в омут с берега пала,
И скрылась в водной пучине.
А там, за. лесом, огнями
Сверкает ярко усадьба;
Там пан пирует с гостями,
Идет веселая свадьба.
Вдруг, музыку заглушая,
Дитя заплакало тонко;
Старик, к груди прижимая,
Несет из чащи ребенка.
К реке идет торопливо,
Туда, где тесной гурьбою
Стоят зеленые ивы,
Сплетясь шатром над рекою.
И став под сенью ветвистой,
И плачет, и призывает:
"Ах, Кшися, мне отзовись ты!
Кто дитятко приласкает?"
"В реке лежит мое тело,
Чуть слышен отклик средь ночи,
От стужи вся онемела,
Песком засыпало очи;
Меня по острым каменьям
Несут жестокие волны;
Питаюсь горьким кореньем,
Росой уста мои полны".
Но старый в сени ветвистой
По-прежнему призывает:
"Ах, Кшися, мне отзовись ты!
Кто дитятко приласкает?"
И что-то вдруг шевельнулось
В воде - легонько, не шибко;
Волна о берег плеснулась,
И кверху выплыла рыбка.
Собой совсем невеличка,
Скользит по отмели белой,
Так выскользает плотичка
Из-под руки неумелой.
Спина в сверкающих блестках.
Бока - багряной окраски,
Головка точно наперсток,
Как бисер - быстрые глазки.
И вдруг чешуйки раскрылись,
Девичий облик являя,
И косы вновь распустились,
И грудь видна молодая.
На щечках - алые розы...
Камыш раздвинув руками,
Туда, где клонятся лозы,
Плывет, взмахнув плавниками.
И, на руки взяв ребенка,
К груди прижала родимой
И вдруг запела так звонко:
"Люли-люли, мой любимый!..
Затих ребенок, довольный;
На сук повесила зыбку
И вновь кидается в волны
И превращается в рыбку.
Оделась вновь чешуею,
Совсем как было вначале;
Плеснула - и над водою,
Кипя, круги побежали...
И к ночи и спозаранку,
Лишь старый сойдет в долину,
Являлася свитезянка,
Кормила милого сына.
Но раз, в урочную пору,
Никто к реке не явился.
Уже и сумерки скоро
Нет старого!
Где ж он скрылся?
Не мог он тропкой лесною
К тому пройти закоулку:
Сам пан с своею женою
Пошел туда на прогулку.
Сидит старик под ветвями
И ждет; ему непонятно:
Часы бегут за часами,
Не видно пана обратно!
Ладонью глаз прикрывая
И щурясь, смотрит он зорко:
Жара свалила дневная,
Горит вечерняя зорька.
И лишь когда потемнело
И звезды вышли ночные,
Старик подкрался несмело,
Глядит в просторы речные.
О господи! Что за чудо?
Все дивно переменилось:
Песчаные рвы повсюду,
Где прежде речка струилась.
Лишь клочья одежды рваной
Валяются где попало.
Ни пани нету, ни пана
Как будто и не бывало!
А там, где речка бежала,
Большая глыба чернела
И странно напоминала
Два человеческих тела.
Застыл старик в изумленье,
Не может вымолвить слова;
Искал в уме объясненья
И не нашел никакого!
Позвал он: "Кшися, эй, Кшися!"
Лишь эхо вторит ответно;
Но ни в долине, ни в выси
Живой души не приметно.
Взглянул на ров, на каменья,
Пот вытер бледной рукою
И, словно бы в подтвержденье,
Кивнул седой головою.
Взял на руки он малютку,
Творя молитву невнятно,
И вдруг, осклабившись жутко,
Заторопился обратно.
[1820]
ВОЗВРАЩЕНИЕ ОТЦА
Баллада
"Детки мои, собирайтесь проворней,
К кресту на холмик идите,
Там пред иконой святой, чудотворной