Сквозь сосны, сквозь дыры заборов безгвоздых,Сквозь доски, сквозь десны безносых трущоб.
Полями, по воздуху, сквозь околесицу,Приснившуюся небесному постнику.Он видит: попадали зубы из челюсти,И шамкают замки, поместия с пришептом,Все вышиблено, ни единого в целости,И постнику тошно от стука костей.
От зубьев пилотов, от флотских трезубцев,От красных зазубрин карпатских зубцов.Он двинуться хочет, не может проснуться,Не может, засунутый в сон на засов.
И видит еще. Как назем огородника,Всю землю сравняли с землей на стоходе.Не верит, чтоб выси зевнулось когда-нибудьВо всю ее бездну, и на небо выплыл,Как колокол на перекладине дали,Серебряный слиток глотательной впадины,Язык и глагол ее, – месяц небесный,Нет, косноязычный, гундосый и сиплый,Он с кровью заглочен хрящами развалин.Сунь руку в крутящийся щебень метели, —Он на руку вывалится из расселиныМясистой култышкою, мышцей бесцельнойНа жиле, картечиной напрочь отстреленной.Его отожгло, как отеклую тыкву.Он прыгнул с гряды за ограду. Он в рытвине,Он сорван был битвой и, битвой подхлеснутый,Как шар, откатился в канаву с откосаСквозь сосны, сквозь дыры заборов безгвозбых,Сквозь доски, сквозь десны безносых трущоб.
Прислушайся к гулу раздолий неезженных,Прислушайся к бешеной их перебежке.Расскальзывающаяся артиллерияТарелями ластится к отзывам ветра.К кому присоседиться, верстами меряя,Слова гололедицы, мглы и лафетов?И сказка ползет, и клочки околесицы,Мелькая бинтами в желтке ксероформа,Уносятся с поезда в поле. УносятсяПлатформами по снегу в ночь к семафорам.Сопят тормоза санитарного поезда.И снится, и снится небесному постнику…
Возможность
В девять, по левой, как выйти со страстного,На сырых фасадах – ни единой вывески.Солидные предприятья, но улица – из снов ведь!Щиты мешают спать, и их велели вынести.Суконщики, с. Я., То есть сыновья суконщиков(Форточки наглухо, конторщики в отлучке).Спит, как убитая, тверская, только кончикСна высвобождая, точно ручку.К ней-то и прикладывается памятник Пушкину,И дело начинает пахнуть дуэлью,Когда какой-то из новых воздушныйПоцелуй ей шлет, легко взмахнув метелью.Во-первых, он помнит, как началось бессмертьеТотчас по возвращеньи с дуэли, дома,И трудно отвыкнуть. И во-вторых, и в-третьих,Она из Гончаровых, их общая знакомая!
Десятилетье Пресни
(отрывок)
Усыпляя, влачась и сплющиваяПлащи тополей и стоков,Тревога подула с грядущего,Как с юга дует сирокко.Швыряя шафранные факелыС дворцовых пьедесталов,Она горящею паклеюСедое ненастье хлестала.
Тому грядущему, быть емуИли не быть ему?Но медных макбетовых ведьм в дыму —Видимо-невидимо.
……………Глушь доводила до бесчувствияДворы, дворы, дворы…И с них,С их глухоты – с их захолустья,Завязывалась ночь портних(иных и настоящих), прачек,И спертых воплей караул,Когда – с канатчиковой дачиДекабрь веревки вил, канатчик,Из тел, и руки в дуги гнул,Середь двора; когда посулСвобод прошел, и в стане стачекСтоял годами говор дул.
Снег тек с расстегнутых енотов,С подмокших, слипшихся лисицНа лед оконных переплетовИ часто на плечи жилиц.
Тупик, спускаясь, вел к реке,И часто на одном конькеК реке спускался вне себяОт счастья, что и он, дробяКавалерийским следом лед,Как парные коньки, несетК реке, – счастливый карапуз,
Счастливый тем, что лоск рейтузПриводит в ужас все вокруг,Что все – таинственность, испуг,И сокровенье, – и что там,На старом месте старый шрамНоябрьских туч; что, приложивК устам свой палец, полуживСтоит знакомый небосклон,И тем, что за ночь вырос он.В те дни, как от побоев слабый,Пал на землю тупик. Исчез,Сумел исчезнуть от масштабаРазбастовавшихся небес.
Стояли тучи под ружьемИ как в казармах батальоны,Команды ждали. НипочемСтесненной стуже были стоны.Любила снег ласкать пальба,И улицы обыкновенноНевинны были, как мольба,Как святость – неприкосновенны.Кавалерийские следыДробили льды. И эти льдыПерестилались снежным слоемИ вечной памятью героям.Стоял декабрь. Ряды окон,Неосвещенных в поздний час,Имели вид сплошных попонС прорезами для конских глаз.
Петербург
Как в пулю сажают вторую пулюИли бьют на пари по свечке,Так этот раскат берегов и улицПетром разряжен без осечки.О, как он велик был! Как сеткой конвульсийПокрылись железные щеки,Когда на петровы глаза навернулись,Слезя их, заливы в осоке!И к горлу балтийские волны, как комьяТоски, подкатили; когда имЗабвенье владело; когда он знакомилС империей царство, край – с краем.Нет времени у вдохновенья. Болото,Земля ли, иль море, иль лужа, —Мне здесь сновиденье явилось, и счетыСведу с ним сейчас же и тут же.Он тучами был, как делами, завален.В ненастья натянутый парусЧертежной щетиною ста готоваленВрезалася царская ярость.В дверях, над Невой, на часах, гайдуками,Века пожирая, стоялиШпалеры бессонниц в горячечном гамеРубанков, снастей и пищалей.И знали: не будет приема. Ни мамок,Ни дядек, ни бар, ни холопей.Пока у него на чертежный подрамокНадеты таежные топи.