г,
От крови покраснев, стал красным морем вдруг.
Ну, жаркий был денек! Ну, битва, чтоб ей пусто!
Кругом тела врагов, изрубленных в капусту…
На Янчи сам паша с огромным животом
Нацелился копьем. Но тот коня хлыстом
Ударил и, паши желанью не переча,
С усмешкой на губах скакал ему навстречу,
Крича: "С чего ты вдруг расплылся, как евнух?
Дай я тебя, толстяк, перекрою на двух!"
Тут Кукуруза наш как думал, так и сделал:
Рассеченный паша упал с кобылы белой,
Верх — с правой стороны, низ — с левой стороны,
Тут феска и чалма, там туфли и штаны.
Увидя смерть паши, турецкие отряды
Бежали от гусар, рубивших без пощады.
Когда б их полк мадьяр не окружил средь гор,
То, может быть, они бежали б до сих пор!
Гусары скоро их настигли там однако,
Их головы в траву, подобно зернам мака,
Летели — и в живых остался лишь один
Турецкого паши сластолюбивый сын.
За ним во весь опор помчался Кукуруза…
Турецкий конь, двойным отягощенный грузом,
На гриве у себя несет через поля
Бесчувственную дочь бедняги короля.
"Стой, черт тебя возьми! — кричит пастух злодею. —
Иль я тебя копьем сейчас ударю в шею
И пробуравлю в ней такую дырку, брат,
Что сквозь нее душа умчится прямо в ад!"
Но сын паши бежал, не слушаясь нимало…
Вдруг лошадь у него споткнулась и упала;
Оставшись с пастухом лицом к лицу один,
Ему пролепетал паши трусливый сын:
"Помилуйте меня, о благородный витязь!
Пред юностью моей, молю, остановитесь!
Я молод, и меня ждет мать в родном краю!
Ах, я отдам вам всё, — оставьте жизнь мою!"
"Возьми ее себе, презренный трус и жулик!
Ты, заячья душа, не стоишь честной пули,
Беги отсюда прочь в поля своей страны
И расскажи другим — где спят ее сыны!"
И сын паши бежал от этой речи гневной…
Тут ясные глаза открыла королевна,
И слабым голоском она едва-едва
Такие, покраснев, произнесла слова:
"Спаситель милый мой! Не спрашиваю — кто ты?
Благодарю тебя за смелость и заботы.
Ты спас меня и так приветлив был со мной,
Что я готова стать, мой друг, твоей женой!"
Кровь Янчи моего нельзя назвать водою.
Он в поле был один с принцессой молодою,
Но поборол в себе желания змею,
Припомнив в этот миг любимую свою.
Он отвечал ей так: "Принцесса молодая!
Вас ждет в своем дворце старик отец, рыдая.
Позвольте, я сперва туда вас отведу…"
Слез и повел коня принцессы в поводу.
13
Уже затмил небес пространство голубое
Закат, когда они пришли на место боя,
Уже сходила тьма, уже свет солнца гас,
И на поля глядел его багровый глаз.
Глядел — и на полях, туманами повитых,
Лишь воронов нашел сидящих на убитых…
Был солнцу этот вид так страшен, что оно
Нырнуло в океан и спряталось на дно.
Спокойной синевой тут озеро блистало,
Но в этот мрачный час оно пунцовым стало,
Когда в его воде венгерцев наших рать
Кровь турок принялась смывать и оттирать.
Отмывшись наконец от крови и от пыли,
Гусары короля с почетом проводили
В тот замок, что стоял совсем невдалеке
И башни отражал в клубящейся реке.
Туда же в этот час приехал Кукуруза.
С ним королевна шла. Пусть мне поможет муза
Представить, как она прекрасна и светла!..
Он — как гроза, она — как радуга была!
Принцесса, вся в слезах, к родителю на шею
Упала, и король сам прослезился с нею.
Вновь найденную дочь в уста облобызал
И, сдвинув набекрень корону, он сказал:
"Час горестей прошел! Теперь нам отдых нужен.
Пора героям сесть за королевский ужин!
Распорядитесь: пусть придворный кулинар
Заколет сто быков для доблестных мадьяр".
"Великий государь! В столовой всё готово —
От жареных цыплят до рейнского густого", —
Раздался хриплый бас, и повар в колпаке
Предстал пред королем с шумовкою в руке.
И повара слова приятно отдавались
В ушах моих гусар: они проголодались,
И никого просить вторично не пришлось,
И чавканье солдат в столовой раздалось,
И так же горячо, как час назад османов,
Все стали истреблять индеек и фазанов,
И к сыру перешли, отдав колбасам честь.
(Чтоб ловко убивать — солидно надо есть!)
Уж кубок обходил столы во славу божью.
Когда король сказал с прочувствованной дрожью:
"Прошу вас, господа, мою послушать речь
И тем, что я скажу, отнюдь не пренебречь".
Хотя толпа гусар не перестала кушать,
Но слово короля была готова слушать.
Он кашлянул в кулак, потом отпил вина,
Стремясь, чтоб речь была красива и плавна,
И начал так: "Пускай свое мне скажет имя
Тот витязь, что вернул заботами своими
Больному старику единственную дочь
И недругов моих прогнал за море прочь!"
Тут встал из-за стола наш Янчи, воин грозный,
Поднялся и сказал: "Я Кукурузой прозван!
Пусть это имя вам мужицкое смешно, —
Как честный человек, мне нравится оно!"
И произнес король: "Любезный друг! Ты станешь
Отныне рыцарь мой, мой славный витязь Янош!"
Он вынул из ножон свой королевский меч
И, Янчи посвятив, свою продолжил речь:
"Чем можно наградить столь важные заслуги?
Ты видишь дочь мою? Возьми ее в супруги!
Вот дар мой! А чтоб мал не показался он,
В приданое бери мой королевский трон.
Мне стали тяжелы и скипетр и корона,
Мне восемьдесят лет, и я устал от трона,
От бунтов, от войны, от королевских дел —
От них я одряхлел, от них я поседел.
На твой высокий лоб корону я надену
И больше ничего не попрошу в замену,
Как только чтобы ты мне в замке дал чулан,
Покуда в склеп меня не стащит капеллан".
И всю толпу гусар, что в зале ели, пили,
Подарки короля донельзя удивили.
Что ж сделал Янчи наш? Он тоже тронут был
И добряка царя весьма благодарил.
Он встал и произнес: "Спасибо, ваша милость!
Мне щедрости такой награда и не снилась.
Но, как ни жалко мне, я должен вам сказать,
Что этот царский дар я не могу принять.
Мне взять его, король, не позволяет совесть.
Спроси вы: почему? — я б рассказал вам повесть,
Но повесть та длинна, грустна, и я молчу,
Поскольку в тягость быть собранью не хочу".
"Сынок! — сказал король. — Выкладывай нам смело,
Чем вызван твой отказ… Открой мне: в чем здесь дело?.."
Историю свою наш Янчи начал тут,
А что он рассказал, то ниже все прочтут.
14
"Открою, — молвил он, вставая перед ними, —
Откуда получил я Кукурузы имя.
В ее густой листве меня в степи нашли
И Кукурузой в честь находки нарекли.
Средь поля кукуруз на маленькой полянке
Однажды в летний день сидела поселянка.
Вдруг слышит, что дитя блажит бог знает где.
Взглянула — и меня нашла на борозде.
Так горько плакал я, что в ней проснулась жалость,
Она взяла меня и накормила малость,
И с поля принесла в свою избушку: ей
И старику ее не дал господь детей.
Но этот злой старик меня сердито встретил:
"Нам голодно вдвоем, а тут еще и дети!
Чем этот лишний рот кормить прикажешь мне?
Неси его назад!" — он закричал жене.
"Хозяйство от него не обеднеет наше, —
Сказала моему приемному папаше
Она. — Когда б дитя я бросила, тогда
Что отвечала б я в день Страшного суда?
К тому ж он подрастет и в доме пригодится,
У нас овечки есть. Они начнут плодиться.
Нам выгодно вдвойне: во-первых, нет греха,
И мальчик, во-вторых, заменит пастуха".
Крестьянин уступил. Но, хоть играл я рядом,
Ни разу на меня не глянул добрым взглядом.
Когда ж у чудака неважно шли дела,
В ответе у него моя спина была.
Я сиротою рос. Меня держали строго:
Работа да битье, а радостей немного.
Все радости мои, пожалуй, были в том,
Что девочка одна к нам приходила в дом.
Мать Илушки моей давно слегла в могилу,
А старику вдовцу без женки скучно было,
Женился снова он, да вскоре и помри.
Дочь круглой сиротой осталась года в три.
Та девочка была тиха, как луч вечерний,
Как роза, для меня полна цветов и терний.
Мы с Илушкой в пыли играли у ворот,
Нас знало все село — двух маленьких сирот.
Хоть я ребенком был, но милую подружку
Не променял бы я на сладкую ватрушку.
Я всю неделю ждал, чтобы воскресным днем
На лавочке в саду с ней посидеть вдвоем.
Когда ж я в первый раз поцеловался с милой,
Кровь сердца моего забила с чудной силой,
С такой, что, думал я, один его удар
Способен в пустоту земной обрушить шар!
А мачеха ее частенько обижала…
И лишь одна боязнь в узде ее держала:
Свирепую каргу я укрощал, как мог,
Пускай за сироту накажет ведьму бог!
Но во