Выбрать главу
в дни междоусобной брани И шляхтичи занять старались конопляник: Удобно из него вести осаду было, — Вплетаясь в дикий хмель, он прикрывал их с тыла. Протазий был не трус, но запах стеблей вялых Привел ему на ум ряд случаев бывалых, Смутивших дух его, — свидетелем которых Встарь конопляник был: горячий, словно порох, Пан Дзиндолет из Телып, нацелясь пистолетом, Загнал его под стол, когда для Дзиндолета Привез он вызов в суд, и там держал, желая, Чтоб этот вызов он из-под стола пролаял. Не помогли тогда ни жалобы, ни вопли, Ни слезы старику, да помогла конопля. Другим его врагом был дерзкий Володкевич, Что сеймики громил и суд порочил в гневе. Посланье прочитав, он хлопов кликнул снизу И возному велел съесть принесенный вызов. Тот сделал вид, что ест, но, малый расторопный, Бочком пробрался в дверь и во весь дух — в коноплю! Хоть вымер на Литве обычай тот столетний — На вызов отвечать кинжалом или плетью (И лишь изредка теперь встречали возных бранью), Протазий полагал, что всё идет, как ране: Он не служил давно, хоть и просил об этом, — Быть возным старику — работа не по летам. Судья его гонцом Фемиды быстрокрылой И нынче б не послал, да дело спешным было! Протазий, чуть дыша, развел рукой кустарник И выглянул: в дому, в конюшнях и на псарнях Не видно ни души. Дивясь такому чуду, Поближе он подполз. Вновь смотрит. Тихо всюду! Тут, малость осмелев, решает возный: "Ну-ка К окошку подберусь!" Во всем дому — ни звука. Тогда Протазий наш толкает дверь с размаха И в графский коридор ступает не без страха. Безлюдье, как в пустом завороженном замке! Опасливо держа ладонь на медной клямке, Протазий громко стал читать судейский вызов. Вдруг слышатся шаги… Уже, свой сан унизив, Старик хотел бежать. Но в кухню входит Робак. Знакомые сошлись и удивились оба. Заметно, что в поход спешил вельможный шляхтич Он дворню взял с собой, а дверь оставил настежь. Видать, вооружал он гайдуков: на полках Валялись штуцера, патроны и двустволки, Слесарный инструмент, каким оружье чинят, Был вынут из мешка и наспех в угол кинут, Стояли шомпола и порох в банках… Что-то Не видно, чтобы граф сбирался на охоту! Коль зайцев он травить уехал, — разве нужно Для этого ему холодное оружье? А между тем лежит — тут сабля без эфеса, Там сабля без ножон… Похоже, граф-повеса Их слугам раздавал, готовясь к битве жаркой… Знакомые нашли двух баб в саду фольварка, Пугнули их, и те сказали поневоле, Что в Добжин ускакать с дружиной граф изволш 2 Отвагой шляхтичей и красотой шляхтянок Прославлено в Литве местечко Добжин. Канул В былое год, когда Ян Третий, духом твердый, Под метлы собирал отряды шляхты гордой. Из Добжина тогда привел к нему хорунжий Шестьсот панов с людьми, конями и оружьем. То был счастливый век! А нынче обеднело Шляхетство, и порой вздыхает: "То ли дело Бывало в старину? На сеймах, на охотах Мы ели легкий хлеб! А нынче знай работай, Как подневольный хлоп!.. Едва лишь не в сермяга| Гуляют те, что встарь в жупанах и при шпагах Блистали на балах. На благородных паннах, В отличье от рубах мужицких домотканых, Пестреют платьица из ситчиков фабричных, Но скот пасти они считают неприличным В лаптях. В свином хлеву, как на паркетах гладких, Гуляют в башмачках и шерсть прядут в перчатках. Мужчины там стройны, крепки, широкоплечи. От прочих на Литве — по чистой польской речи Легко их отличить. Влиянье ляшской крови Сказалось в добжинцах. Их волосы и: брови, Как смоль, черны. Лицом они пригожи сами — Высоколобые, с орлиными носами. Кто ни увидит их, всем ясно, что из Польши Они ведут свой род. Хоть пролетело больше Четырехсот годов с тех пор, как стаей птичьей Осели здесь они, — мазурский свой обычай Всё добжинцы блюдут. Крестя ребят — святого Всегда берут они из края, им родного. Пример найти легко: так, ежели папашу Варфоломеем звать, то сына Матиашем Окрестят, и когда отца зовут Матеем, — Наследника наречь должны Варфоломеем. Привычно нежит слух им звук имен старинных: Все женщины подряд там Кахны иль Марины, Чтоб одного с другим не спутать с непривычки, — У женщин и мужчин есть прозвища и клички. Те прозвища дают и трусу, и герою, Одно не подойдет — придумают второе: Вас этак, скажем, ксендз назвал, крестя в купели, А в Добжине найти вам прозвище сумели Похлеще!.. Из него в дома панов окрестных Страсть клички раздавать проникла повсеместно, Но, раздавая их, толпа не замечала, Что в Добжине они берут свое начало И там они нужны. Везде ж, где их давали Из моды подражать, — они умны едва ли! Так Добжинский Матей друзьями против воли Был прозван "Петушком, сидящим на костеле". Но с той поры, когда восстание Костюшки Разбили и в земле похоронили пушки, Соседи, отменив его былую кличку, "Забоком" стали звать Матея за привычку, Чуть ссора закипит, хвататься то и дело За левое бедро, где сабля встарь висела. Литвины же его "Матеем средь Матеев" Прозвали, так как он, господствовать умея, Был земляками чтим и свой фольварк построил На площади, между костелом и корчмою. Старинный тот фольварк, казалось, рухнет скоро. Виднелся сад в пролом упавшего забора, Березки средь двора белели, точно свечки… И всё ж фольварк тот был столицею местечка! Он был велик. Стена господской половины Была из кирпича. Конюшни и овины Теснились вкруг него. На обомшелой крыше, Как на лугу, ковыль рос, что ни год, то выше. По ветхим стрехам служб сползали прихотливо Висячие сады шафрана и крапивы, Пестрел хвостатый щир ковром цветистых пятен, Чернели в чердаках окошки голубятен, На крылышках косых разрезывая воздух, Вкруг стен вились стрижи и щебетали в гнездах, А кролики, резвясь, искали у порога Просыпанный ячмень… короче, если строго Судить, то этот дом, встарь славный, — напоследки Подобие являл крольчатника иль клетки. А сколько битв велось вкруг этого фольварка! Немало тут враги оставили подарков: В траве блестит ядра железная макушка, По дому тем ядром пальнула шведов пушка, Обрушило оно ворот гнилую створку, И створка на него легла, как на подпорку. Средь куколи густой, между седой полыни Подгнившие кресты виднеются доныне — Свидетели того, что польским ветеранам В чужой земле пришлось лечь спать на поле бранном. Внимательно взглянув, на гумнах и амбарах Нетрудно отыскать следы пробоин старых, А приглядевшись к ним, увидишь взглядом зорким, Что в каждой спит картечь, как шмель в подземной норке. Повсюду на гвоздях, крючках и петлях старых Виднеются следы от сабельных ударов: Коль саблей удалось срубить гвоздя головку, Не выщербив клинка, — ценили зыгмунтовку! Когда-то в доме был шляхетский герб над входом, Но ласточки, гнездясь под крышей год за годом, Свидетельство времен о знатности и силе Живущей тут семьи — пометом облепили. В сараях, в кладовых, в чуланах, — если нужно, Лишь поищи, — найдешь на целый полк оружья: Убранство Марса — шлем, позеленев от серы Сражений, нынче стал гнездом для птиц Венеры — Невинных голубков. В конюшне из кольчуги Хозяйским жеребцам дают овес прислуги, Забыв о вертелах, безбожная кухарка Жаркое стала печь на шпагах в печке жаркой, Закалку с них сводя… Повсюду Марс сердитый Был вытеснен отсель Церерой домовитой. В усадьбе и в дому, в сараях и на гумнах Теперь царит она с Помоной и Вертумном. Однако, выгнав прочь вояку Марса, ныне Должны ему вернуть былую власть богини: Война идет опять. Примчался в Добжин конный. Тут он стучится в дверь, там в переплет оконный. Всех разбудил, как встарь на барщину! Местечко Собралось у корчмы. Зажглись в костеле свечки. Туда бежит народ. Всяк хочет знать: в чем дело? У юношей в руках оружье зазвенело. Ведут коней. Мужчин удерживают жены. Всем, видно, по душе блеск сабель обнаженных, Все рвутся в смертный бой! Одно бедняг смущает: С кем и за что война — никто из них не знает. А в доме у ксендза, вопрос решая трудный, Совет из стариков собрался многолюдный, Но должного принять решенья не умея, Послал своих гонцов в фольварк к отцу Матею. Был крепок, несмотря на семьдесят два года, Конфедерат Матей, седой солдат свободы. Противники его до смерти без опаски Припомнить не могли меч старика дамасский! Звал "Розочкой" Матей свой кладенец бойцовский. Он с Тизенгаузеном, подскарбием литовским, Под знаменем одним сражался, точно с братом, И королю служил, забыв конфедератов. Но в день, когда король поехал в Тарговицу, Ушел, с былым врагом не в силах помириться. Он часто флаг менял! К