Победу добудем! Но наших друзей,
что спят под землей,
не забыть никогда.
«Им вечная слава! Да здравствует жизнь!» —
наш клич боевой
не забыть никогда.
Перевод Н. Ушакова
СНЕГ ИДЕТ
Бесшумно падает снежок —
гусиный пух летит кружась.
Природы зимний сон глубок,
снег на твои ресницы лег,
вздохнешь — и он слетит тотчас.
Ручей оделся звонким льдом…
Слегка прищурясь, смотришь ты:
светло и празднично кругом,
гонимы легким ветерком,
летят снежинки с высоты.
Белы сады, земля бела.
Забудь, что здесь луга цвели,
снежинки вьются без числа,
как будто снежная игла
снует вблизи, снует вдали.
Кидают наземь облака
жемчужинок летучий рой.
Оделись ветки лозняка
прозрачной, хрупкою корой.
Как через сито снег частит,
и каждый кустик, каждый склон
сверкает, искрится, горит,
мерлушкой белой опушен.
Иль это девушка, шаля,
письмо возлюбленного рвет?
Нет, это первый снег идет,
сердца народу веселя.
И каплей масла в молоке
желтеет солнца круглый глаз.
С летящей мглой земля слилась,
огранки правильной алмаз
дрожит и тает на руке.
Окно закрыли звезды мне,
их много,
им потерян счет…
Весь мир в серебряном огне.
Пишу стихи я.
Снег идет.
Перевод Т. Стрешневой
ТАШКЕНТ («Заря на темный небосвод живую краску льет…»)
(12 ноября, 6 часов утра, 1946 г.)
Заря на темный небосвод живую краску льет,
Венера, ясная звезда, светлеет поутру.
И воробьеныш на стрехе готовится в полет,
и в ранних хлопотах снует старуха по двору,
и ото льда вода в арыке синяя с утра,
и побелели кудри трав от инея с утра.
Суворовцев высокий дом с асфальта подобрал
свою разостланную тень, и вновь светла панель.
И фанфарист: «Подъем! Подъем!» — надувшись, заиграл,
и Саша щеткой что есть сил шерстит свою шинель.
В весенней утренней заре такая бодрость есть.
И в маленькой его груди кутузовская гордость есть.
Лишь час назад начав свой путь на площади Ходры,
трамвай прогрохотал перед крыльцом у нас.
И круглый месяц, чтоб заснуть тихонько до поры,
с трибуны неба, побледнев, скатился и угас.
С «Текстиля» слышен бас гудка — настал работы срок.
И шум Бозсу издалека доносит ветерок.
Как длинный черный караван меж солнечных лучей,
плывет мазутный жирный дым, а хлебокомбинат
всю ночь без устали шумел, и от его печей
струится сытости, тепла и счастья аромат.
Угля трещат в печи торцы, уж хлебы подошли
В райпищеторге продавцы прилавки подмели.
Окутавший аэродром серебряный туман,
рыча, пропеллеры секут и режут на куски.
И самолетов косяки плывут из дальних стран.
Над изобильною землей пути их высоки.
«Снесите, соколы, от нас друзьям большой салам.
Москва? Кавказ? В счастливый путь летите, братья, к нам!»
Машины, раздвигая лбом сияющий рассвет,
гудят на весь Узбекистан, друг друга обходя;
и хлопок, бел, как горный снег, как яблоневый цвет,
плывет меж стен, на облака немного походя.
Для сбора хлопка горожан на помощь ждет кишлак.
Их провожают до полей Салар и Куркилдак.
Показывают три часа вокзальные часы,
с московской точностью состав доставил паровоз.
И путники спешат узлы поставить на весы.
С прибытием, друзья! Экспресс вас хорошо довез?
Широкогрудый город мой, встречай своих гостей!
Дорожную усталость их водою смой скорей!
Напротив дома моего — специалистов дом.
За этим вот большим окном живет мой друг Попов.
Минула ночь, а лампы свет не гас в проеме том.
Работе преданный, Попов ей жизнь отдать готов.
Заря сквозь музыку в окно вплывает, заалев,
сегодня за ночь музыкант из нот соткал напев.