1936
* * *
Исчезли стены разбегающиеся,Пропали городские зданья:Ярчеют звёзды зажигающиесяЛюбимого воспоминанья.
Я слышу, как в гнездо укладываютсяНад дремлющим затоном цапли,Как сумерки с лугов подкрадываются,Роняя голубые капли;
Я вижу очертаний скрадываемыхКлубы и пятна… мошки, росы…Заречных сёл, едва угадываемых,Лилово-сизые откосы;
Возов, медлительно поскрипывающих,Развалистую поступь в поле;Взлет чибисов, визгливо всхлипывающихИ прядающих ввысь на воле…
И в грёзе, жестко оторачиваемойСегодняшнею скорбной былью,Я чувствую, как сон утрачиваемый,Своей души былые крылья.
1950
Владимир
* * *
Тесен мой дом у обрыва,Тёмен и тих… ВдалекеВон полуночная рыбаШурхнула в чёрной реке.
В этом лесничестве старомРобким огнём не помочь.Даже высоким СтожарамНе покоряется ночь.
Издали, сквозь немеречу,Где бурелом и лоза —Жёлтые, нечеловечьи,Нет, и не волчьи глаза.
Там, на глухих Дивичорах,Где пропадают следы —Вкрадчивый шелест и шорохЗлого костра у воды.
И, в непонятном веселье,Древнюю власть затая,Варит дремучее зельеТемная ворожея.
Плечи высокие, прядиУ неподвижного лба.В бурых руках и во взгляде —Страсть моя, гибель, судьба.
Тайну её не открою.Имя – не произнесу.Пусть его шепчет лишь хвояВ этом древлянском лесу.
Только не снись мне, не мучай,Едкою хмарой отхлынь,Вылей напиток дремучийНа лебеду и полынь.
1939
Дивичорская богиня
Вновь с песчаного Востока дуетСтарый ветер над полями льна…А когда за соснами колдуетПоздняя ущербная луна —
То ль играют лунные сединыПо завороженному овсу,То ли плачет голос лебединыйС Дивичорских заводей, в лесу.
И зовёт к утратам и потерям,И осины стонут на юру,Чтоб в луну я научился верить —В первородную твою Сестру.
Верю! знаю! В дни лесных становийБыл твой жертвенник убог и нищ:Белый камень, весь в подтёках крови,Холодел у диких городищ.
В дни смятенья, в час тревоги браннойВсе склоняли перед ним копьё,Бормотали голосом гортаннымИмя непреклонное твоё.
Брови ястребиные нахмуря,Над могучим камнем колдуныПрорицали, угрожая бурейИ опустошением страны;
Матери – их подвиг не прославлен —Трепетали гласа твоего.Чей младенец будет обезглавлен?Перст твой указует – на кого?..
А когда весной по чернолесьюВспыхивали дымные кострыИ сиял в привольном поднебесьиБледно-синий взор твоей Сестры,
И когда в листве любого дубаПтичий плеск не умолкал, и гам,А призыв тоскующего зубраКолыхал камыш по берегам —
По корням, по стеблю, в каждый колос,В каждый ствол ореха и сосныПоднимался твой протяжный голосИз внушавшей ужас глубины.
Но теперь он ласков был, как пеньеСеребристой вкрадчивой струи,И ничьи сердца твое веленьеНе пугало в эту ночь: ничьи.
Барбарис, багульник, травы, злакиОтряхали тяжкую росуИ, воспламенённые во мраке,Рдели странным заревом в лесу.
А в крови – всё явственней, всё выше,Точно рокот набухавших рек,Точно грохот ледохода слышалКаждый зверь – и каждый человек.
Били в бубен. Закипала брага;Запевал и вился хороводВдоль костров в излучинах оврагаДо святого камня у ворот.
Пламя выло. Вскидывались руки,Рокотали хриплые рога:В их призывном, в их свободном звукеВсё сливалось: сосны, берега,
Топот танца, шкуры, брызги света,Лик луны, склонённый к ворожбе…А потом, до самого рассвета,Жертвовали ночь свою – тебе.
…Верю отоснившимся поверьям,Снятся незапамятные сны,И к твоим нехоженым преддверьямМои ночи приворожены.
Вдоль озер брожу насторожённых,На полянах девственных ищу,В каждом звуке бора – отражённыйСлышу голос твой, и трепещу.
А кругом – ни ропота, ни бури:Травы, разомлевшие в тепле,Аисты, парящие в лазуриС отблесками солнца на крыле…
И лишь там, на хмурых Дивичорах,Как в необратимые века,Тот же вещий, серебристый шорохТвоего седого тростника.