Выбрать главу

1930-е

Серебряная ночь Пророка

Над белостенною Меккою —                    гибкой планеты хвост,Дух песков накалённых                    и острых могучих звёзд.Звёзды вонзают в душу                    тысячи звонких жалБлагоговейный трепет                    сердце пророка сжал.Слышится ближе, ближе                    шум непомерных крыл:Конь с человеческим ликом                    россыпи неба скрыл;Грива – белыми волнами, сам он – словно                                                  туман;          Имя коню – Молния,                                        эль-Бохран.Мчит пророка на север десятикрылый гонец,Хлещет сирийский ветер,                              душит, и наконец,Весь запылён пустынею,                              сполохами палим,Сходит ночной наездник                              в спящий Иерусалим.В уединённом храме                              ждут Моисей и Христос,Вместе молятся трое                              до предрассветных рос.И в выси, откуда Солнце                              чуть видимо, как роса,Конь ездока возносит                              на Первые Небеса.
Иерархи́и гигантские ширятся впереди:Между очами ангела – тысяча дней пути…Но на последнее Небо глагол непреклонный звал:Скрывают лицо Аллаха                              семьдесят покрывал,И за покрывалами – голос, как ста водопадов                                                            шум,Как опоясанный громом                              и молниями                                                  самум:– Восстань и гряди, избранник, вдоль всех                                                  городов и стран,Провозглашай народам                                        Мой истинный Аль-Коран! —Головокруженье… омут…                                            отпрянувшие Небеса,Звёзды, летящие вверх… Гаснущие голоса…Толща холодных туч…                                 Старый кирпич                                                       стен…Ещё не остывшее ложе                                            и плоти свинцовый плен.По-прежнему бдит над Меккой                                            белой кометы хвост,Дух песков остывающих                                            и острых могучих звёзд.

1933

Бар-Иегуда Пражский

Ветер свищет и гуляет сквозь чердак.На гвозде чернеет тощий лапсердак.
Жизнь – как гноище. Остру́пела душа,Скрипка сломана и сын похоронён…Каждый вечер, возвращаясь без гроша,Я, как Иов прокажённый, заклеймён.
Даже дети сквозь кухонный гам и чад«Вон, явился Богом проклятый!» – кричат.
И за милостыней рынком семеня,Гневом Вышнего терзаем и травим,Я кусаю руку, бьющую меня,Как бичуемый пророком Мицраим.
А в колодце полутёмного двора —Драки, крики, перебранка до утра.
Разверну ли со смирением Талмуд —Мудрость пра́отцев строга и холодна:Точно факелоносители идутС чёрным пламенем святые письмена.
И тогда я тайну тайн, врата ворот,Разворачиваю книгу Сефирот.
К зыби символов в двоящемся стихеПриникаю, как к целебному ключу,Имя Господа миров – Йод – хэ – вов – хэ —Онемевшими устами лепечу.
Так сегодня я забылся, и во сне,Вот, виденье громовое было мне.
Видел я одновременно все края,Всё, что было и что будет впереди…Синим сводом распростёрт над миром Я,Солнце белое горит в моей груди.
Мириады светоносных моих рукПростираются в волнующийся круг,
Свет и жар – неистощимые дары —Мечет сердце, как бушующий костёр,
И, рождаясь, многоцветные мирыУлетают в раздвигаемый простор…
Я проснулся, полумёртвый. Тьма везде.Лапсердак висит, как тряпка, на гвозде.

1935

* * *

Мне радостно обнять чеканкой строк,                   Как влагу жизни – кубком пира,Е д и н с т в о   ц е л и,   м н о ж е с т в о   д о р о г                   В живом многообразье мира.