Цветет наш сад, шумят вовсю колосья,
открыта даль под небом голубым.
Хочу, чтоб все вы вспомнили Тодося
со мною словом тихим и не злым.
339. ОСЕННИЙ КИЕВ
Тебя не раз при мне хвалили, Киев,
восторг всеобщий вызываешь ты!
Совсем не лесть признания такие,
а только подтвержденье красоты.
Асфальт прикрыт листвою желто-ржавой,
но сквозь нее темнеет и блестит.
Уже рыжеют на газонах травы
и дождь упорно день и ночь стучит.
И, распрощавшись с нашими краями,
летят в края чужие птицы, те,
каких зовут ученые стрижами, —
я ласточками звал их в простоте.
Но полыхают огненные канны
и георгины душу веселят…
Пришла пора работы долгожданной,
а не пора печалей и утрат.
Рачительная осень, как хозяйка,
в амбар ссыпает урожай златой,
и раскрывает дали без утайки,
и озимью блистает молодой.
Как счастлив я, что Киев наш осенний,
наш древний Киев радостен и нов
в большом труде, в горении, в движенье,
в строительстве заводов и домов.
Андрей Малышко
340. ДЕВИЧЬЯ
Я в поля звено водила в это лето.
За водою я ходила в час рассвета
К той кринице, где водица
Как умытая зарница
В час рассвета.
К ней дороги не травою, не росою,
Исколола свои ноги я стернею.
По жнивью да буеракам
Три версты с немалым гаком
Всё стернею.
А по правде — не волнуясь, без тревоги,
Можно б дольше походить по той дороге,
Да водой холодной, чистой
Напоить бы тракториста
По дороге.
Пусть он встанет, пусть он глянет прямо в очи,
Что на сердце, угадает, если хочет.
Пусть шагает у криницы,
Ожидает и томится
До полночи.
341–342. ИЗ СТИХОВ О ТАРАСЕ ШЕВЧЕНКО
<1>
Ах, если б стать мне явором в поле,
тем, что Тарасу снился в неволе.
Явор твой белый. Зимние ночки.
Сны о свободе в той одиночке.
Но не хочу быть камнем лежалым —
тем, на котором песни писал он.
Твои скрижали, твои печали —
горючий камень на Кос-Арале.
Пусть этот явор из лихолетья
шелест доносит в наше столетье.
Чтоб не воскресла, не возвратилась
этого камня горькая милость.
Поэта сердце — не мертвый камень,
оно, как явор, шумит веками.
<2>
Ой, пришел бы ты к нам, бессмертный, через ночи и через горы
удивляться и любоваться нашим космосом и простором.
Нивы общие колосятся, смехом славится наша хата.
Мы богаты степною ширью, широтою души богаты.
Не в краю твоей Катерины, не под нашим советским солнцем,
а в далеких заморских странах рассевают коварный стронций.
Фарисеи на ассамблеях зашумели бы бестолково,
если взял бы Тарас Шевченко — делегат Украины — слово.
Слово гневное за кордоном! Вдалеке от родного дома.
Я от имени коммунистов низко кланяюсь крепостному
за его золотые строки, за святые его страницы,
что не выцвели, не истлели, а раскинулись, как зарницы.
С БЕЛОРУССКОГО
Аркадий Кулешов
343. БАЛЛАДА О ПРАВДЕ
Задержанный клял свою долю,
в немецкий попавши острог.
Он весть об измене на волю
хотел передать, да не смог.
В ту пущу, что весть ожидала,
он с правдой хотел убежать,
да стража его задержала:
минуты до смерти считать.
Они вместе с правдой считали
шаги за острожной стеной,
его вместе с нею сжигали
в печи полуночной порой.