Выбрать главу
Ведь помогают размышленью и сочинению стихов реки согласное теченье и очертанья берегов.
А получилось так на деле, что целый день, уже с утра, на пароходике гремели динамики и рупора.
Достав столичную новинку, с усердьем честного глупца крутил радист одну пластинку, одну и ту же без конца.
Она звучала в час рассвета, когда всё смутно и темно и у дежурного буфета закрыто ставнею окно.
Она не умолкала поздно, в тот срок, когда, сбавляя ход, под небом осени беззвездным шел осторожно пароход.
Она кружилась постоянно и отравляла мне житье, но пассажиры, как ни странно, охотно слушали ее.
В полупустом читальном зале, где был всегда неверный свет, ее парнишки напевали над пачкой выцветших газет.
И в грубых ватниках девчонки в своей наивной простоте, поправив шпильки и гребенки, слова записывали те:
«Ты сегодня мне принес Не букет из пышных роз, Не фиалки и не лилии,— Протянул мне робко ты Очень скромные цветы, Но они такие милые… Ландыши, ландыши…»
Нет, не цветы меня озлили и не цветы мешали жить. Не против ландышей и лилий решил я нынче говорить.
Я жил не только для бумаги, не только книжицы листал, я по утрам в лесном овраге сам эти ландыши искал.
И у меня от сонма белых цветков, раскрывшихся едва, стучало сердце и пьянела — в листве и хвое — голова.
Я сам еще в недавнем прошлом дарил созвездия цветов, но без таких, как эти, пошлых, без патефонных этих слов.
Поэзия! Моя отрада! Та, что всего меня взяла и что дешевою эстрадой ни разу в жизни не была;
та, что, порвав на лире струны, чтоб не томить и не бренчать, хотела только быть трибуной и успевала ею стать;
та, что жила едва не с детства, с тех пор, как мир ее узнал, без непотребного кокетства и потребительских похвал,—
воюй открыто, без сурдинки, гражданским воздухом дыши и эти жалкие пластинки победным басом заглуши!
1959 Пароход на Ангаре

142. МАШИНИСТЫ

В этой чистенькой чайной, где плафоны зажглись, за столом не случайно машинисты сошлись.
Занялись разговором, отойдя от работ, пред отправкою скорой в Узловую на слет.
Веселы и плечисты, хороши на лицо, говорят машинисты, попивая пивцо.
Рук неспешных движенье в подтверждение слов — словно бы продолженье тех стальных рычагов;
словно бы отраженье за столом небольшим своего уваженья к содеповцам своим.
Кружки пенятся пеной, а они за столом продолжают степенно разговор вчетвером.
Первый — храбрым фальцетом, добрым басом — другой: не о том да об этом — о работе самой.
И, понятно, мы сами возле кружек своих за другими столами молча слушаем их.
И вздыхаем согласно там, где надо как раз, будто тоже причастны к их работе сейчас.
За столами другими наблюдаем сполна, как сидит вместе с ними молодая жена.
Скрыла плечи и шею под пуховым платком, и гордясь и робея в окруженье таком.
Раскраснелась не слишком. Рот задумчиво сжат. И нетронуто «мишки» на тарелке лежат.
С удивлением чистым каждый слушать готов четырех машинистов, четырех мастеров.
Громыхают составы да недальних путях… Машинисты державы говорят о делах.
1959 Павлодар