Выбрать главу
И теперь, если надо друзей защитить, мы умеем таким языком говорить.
И теперь, если надо врагов покарать, мы умеем такие же речи держать.
1960

150. ПИСЬМО К ДРУГУ-СТИХОТВОРЦУ

Михаилу Луконину

Меж неземной и средь житейской толпы поэтов небольшой мы — плебс. И вкус у нас плебейский, а не какой-нибудь иной.
Но плебс совсем другого рода, а не такого, не того, что, тщась шагать в главе народа, плетется сам в хвосте его.
Для песенок с пошибом старым не брали мы со стороны ни семиструнную гитару, ни балалайку в три струны.
И в небольшом фабричном зале средь чтения своих страниц чечеткой, сдуру, не прельщали ряды смеющихся девиц.
…Мы с теми даже вроде дружим, но сами вовсе не из тех, кому — до боли сердца — нужен любой, но все-таки успех.
Мы не из тех, кто молодежи строчит намеки да интим. Мы сами это делать можем, да не желаем. Не хотим.
Мы не хотим, чтоб нам вдогонку — оценка та совсем не впрок: «Ах, как он мил! Какой он тонкий!» — звучал прелестный голосок.
Но это только отрицанье. А вдруг достойные умы нас спросят: «Ну а что вы сами?» Действительно — что сами? Мы?
Вдыхая жадно воздух здешний, с тобою вместе мы вдвоем без фейерверка, непоспешно, хоть время к вечеру, идем.
Мы отвергаем за работой — не только я, не только ты — красивости или красоты для социальной красоты.
Мы добываем, торжествуя и глядя времени в лицо, не «мо», не хохму продувную, а просто красное словцо.
Да, то словцо и то словечко, произнесенное в упор, что как истопленная печка или в зазубринах топор.
1960

151. ПОЭТЫ

Я не о тех золотоглавых певцах отеческой земли, что пили всласть из чаши славы и в антологии вошли.
И не о тех полузаметных свидетелях прошедших лет, что всё же на листах газетных оставили свой слабый след.
Хочу сказать, хотя бы сжато, о тех, что, тщанью вопреки, так и ушли, не напечатав одной-единственной строки.
В поселках и на полустанках они — средь шумной толчеи — писали на служебных бланках стихотворения свои.
Над ученической тетрадкой, в желанье славы и добра, вздыхая горестно и сладко, они сидели до утра.
Неясных замыслов величье их души собственные жгло, но сквозь затор косноязычья пробиться к людям не могло.
Поэмы, сложенные в спешке, читали с пафосом они под полускрытые усмешки их сослуживцев и родни.
Ах, сколько их прошло по свету от тех до нынешних времен, таких неузнанных поэтов и нерасслышанных имен!
Всех бедных братьев, что к потомкам не проложили торный путь, считаю долгом пусть негромко, но благодарно помянуть.
Ведь музы Пушкина и Блока, найдя подвал или чердак, их посещали ненароком, к ним забегали просто так.
Их лбов таинственно касались, дарили две минуты им и, улыбнувшись, возвращались назад, к властителям своим.
1960

152. БОРИС КОРНИЛОВ

Из тьмы забвенья воскрешенный, ты снова встретился со мной, пудовой гирею крещенный, ширококостый и хмельной.
Не изощренный томный барин — деревни и заставы сын, лицом и глазками татарин, а по ухватке славянин.
Веселый друг и сильный малый, а не жантильный вертопрах, приземистый, короткопалый, в каких-то шрамах и буграх.