Гости онемели,
Речь оборвалась,
Ой, не миновала
Черная напасть!
Знали, что с молодкой
Делать будет пан.
Знали — он распутный,
Знали — он тиран.
Побледнел и страшно
Задрожал Тамаш.
Что ж это такое?
Неужель шабаш?
Для того ль Алену
В жены взял теперь,
Чтоб над ней глумился
Сластолюбец-зверь?
Как стерпеть напасти,
Как снести позор?
И Тамаш несчастный
Выхватил топор.
11
«Эй вы, слуги пана, —
Закричал Тамаш, —
Подлые людишки,
Как хозяин ваш!
Понапрасну, шельмы,
Вы явились к нам:
Я не дам Алены,
На позор не дам!
Пусть сгнию в остроге
Иль в яру на дне,
Не видать Алены
Ни ему, ни мне!»
И в одно мгновенье,
Глазом лишь моргнуть,
Сталь вошла с размаху
В молодую грудь.
Рухнула Алена,
Сгибла красота,
И лежит Алена,
Кровью залита.
12
Так окончен праздник
Молодой четы,
Тихое кладбище,
Серые кресты.
Над могилой ранней
С тех глухих времен
Поднялася липа,
С нею рядом — клен.
В зиму клен и липу
Застилает снег;
И мороз находит
Там себе ночлег.
Летом клен и липа
Зеленью шумят,
Солнышку и ветру
Что-то говорят.
Люди к ним приходят
Раннею весной.
Люди их прозвали
Мужем и женой.
13
Много лет промчалось,
Много лет прошло,
Многое травою
Дикой заросло.
Но преданья жили,
Шли из года в год,
О неправде черной,
Что терпел народ.
Шли от дедов к внукам,
От отцов — к сынам,
И от них в наследство
Достаются нам.
И вот этот случай,
Случай страшных лет,
Рассказал мне как-то
Седовласый дед.
Вы узнать хотите —
Что же с Тамашом,
Как он жил на свете
И к чему пришел?
14
В кандалы беднягу
Заковали враз.
В рудниках сибирских
Каторжник угас.
Не увидел больше
Родины своей.
Умер возле тачки
Он под звон цепей.
Ну, а пану что же?
Как и всякий пан,
Властвовал в округе,
Был и сыт и пьян.
Когда ж отменили
Крепостной закон,
Видимо, от злости
Удавился он.
Опустели залы,
Только, говорят,
Призраки в них бродят,
Словно мстить хотят.
‹1906›
ЗИМОЙ
Колядная ночка весь мир покрывает,
Над белой от снега землею бредет;
Метелица в поле гудит, завывает,
И ветер спокойно заснуть не дает.
Он воет в трубе и затихнуть не хочет, —
Звучит его песня могильной тоской;
То стонет, то плачет, то дико хохочет,
Как будто смеется над долей людской.
Дорожки и стежки метель заметает,
Невесть где болото, где пашня, где лог;
И где-то с метелицей в лад завывает,
Бредет за поживою из лесу волк.
И синее небо от звезд не светлеет,
И месяц исчез за метельною мглой,
Нахмурилась ночь, и мороз не слабеет,
Снег сыплет и сыплет, как белой золой.
Прохожему горе такою порою,
С дороги собьется, тропы не найдет,
Легко ему здесь поплатиться душою —
Метелью засыплет, зверье разорвет.
Но кто это ночью, метельной такою,
Лишился покоя и полем идет,
Идет, опираясь на палку рукою,
И сзади и спереди ношу несет?
Но кто это, хату покинув, шагает
В такое ненастье ночною порой?
Как жутко на сердце, душа замирает:
Крестьянка с младенцем плетется домой.
История старая: бедная Ганна
На хлеб заработать в поместье пошла,
Нуждою и горем гонимая рано
От хаты своей, от родного угла.
Семнадцатый год шел Ганнусе пригожей,
Ей только б теперь припеваючи жить,
Гулять, и работать, и даже, быть может,
Кого-то любить, чтоб вовек не забыть.
На зависть подругам своим, на досаду,
Красавицей девушка эта слыла,
Но вот красота отняла и отраду
И радость навек у нее отняла.
О молодость, молодость! Сколько с собою
Ты горьких ошибок приносишь подчас.
Ты сердце волнуешь, играешь душою,
Ты путаешь мысли и чувства у нас.
И я побеждал то, что жить мне мешало,
Я тоже надеялся, тоже мечтал, —
Ты ж, молодость, злою мне мачехой стала…
Да что говорить! Я тебя и не знал!
Смотрела Ганнуся на свет этот божий
И верила людям неверным она;
Была эта девушка очень похожа
На тех, что в деревне встречались и нам.
Слуг разных в поместье немало найдется —
И добрых и честных, но встретишь и злых.
Тимох лучше всех, и за ним не ведется
Поступков, которые есть у иных.
Пригожая девушка, парень пригожий —
Два любящих сердца людей молодых,
Забудут они даже свет этот божий,
Как кровь молодая взыграет у них.
Кто в юные годы любви не изведал,
Хотя бы на миг ее не повстречал?
Кто милой о чувстве своем не поведал
И ей в тишине обо всем не сказал?
И ровня и пара Ганнуся с Тимохом.
Беднячка она, да и он не богат.
Любили друг друга, жениться б не плохо, —
Но счастье прошло мимо рук, словно клад.
И парня-беднягу угнали далеко,
Забрили в солдаты — его ты не жди!
И Ганна осталась совсем одинокой,
А доля ее — хоть на свет не гляди.
Сегодня, в такую-то стужу, плетется
С несчастьем своим и с отрадой своей,
Хоть воет метель и хоть дико смеется,
Как люди чужие, хохочет над ней.
Идет и идет. Снег все падает с неба,
И плачет ребенок. Ночь, жутко… беда.
В котомке краюха промерзшего хлеба,
Фунт сала, что дали за труд: коляда.
Идет по сугробам, по снежной дороге, —
Как путь этот трудный ее истомил, —
А ветер холодный и руки и ноги
Давно заморозил и заледенил.
*
Лежит среди поля широкого
В постели пуховой из снега, —
С ребенком усни, одинокая,
Не встретить вам лучше ночлега.
Не бойтесь, от ветра и холода
Метелица снегом укроет,
Затянет вам песню протяжную,
И волк с нею вместе завоет.
Но посвисты вихрей могильные
И жалоба волчья над бором
Пускай не пугают вас, бедные,
Печальным своим приговором.
И небо такое ненастное
Пускай не страшит темнотою,
И ваша судьба горемычная
Пускай вам не кажется злою.
Иль хаты встречали вас ласковей,
Чем это вот снежное поле?
Скажи мне, жена ты безмужняя,
Была ли светлей твоя доля?
Жила ль с тобой молодость ясная,
Что песни веселые пела,
Могли ли жалеть люди добрые?
Что люди? Какое им дело?
Подумай, моя горемычная,
Я в песню сложу твои думы,
С тобою споем мы протяжную,
Споем под метельные шумы.