Выбрать главу
Отшумел листопад, и на юг снарядили посольство, Все леса, да пески, да покрытые чернью поля, Сотни рек перешли, и нежданно становится скользко, Горы выросли вдруг, словно горбится с гулом земля.
И рассказы дошли до родного Залесья, до самых Отдаленных погостов, где бьют родники и ключи, Что царица Тамара в ущелье построила замок, Где слуга-эфиоп носит огненный пояс в ночи.
Князь уехал туда, стал он мужем Тамары-царицы. Далеко во снегах меркнет пасмурный суздальский день, В заповедном ущелье звезда голубая таится. То ли облако там? То ли сосен высокая тень?
Только время прошло — полюбила Тамара другого. Что же, в пропасть лететь? Или пить, как вино, забытье? Не нашлося ему ни ответа, ни песни, ни слова,— Он с войсками пошел на прославленный город ее.
Воевал он с женой, но томила любовная мука, Вспоминались ему и улыбка, и тонкая бровь, Вспоминалась Тамара, всё видел он узкую руку, Видел крашеный рот, напевавший порой про любовь.
А потом он ушел в эти горы, где гнут Кирчхловани Золотые зубцы, словно гребни стены крепостной, Где проносятся туры и красного света мельканье Ослепляет глаза за высокой узорной стеной.
Мне старик говорил, что в году позабытом, далеком Там охотник скакал, подымающий к небу копье. Если гром громыхает в безоблачном небе высоком — Это он говорит, повторяет он имя ее.
Но настанет пора, распадется во мраке громада, Станут копьями вдруг золотые зубцы этих гор, И в полуденный зной упадет на долины прохлада — Это всадники с ним пронесутся в бескрайний простор.
Никогда не умрут те, чье сердце любовью горело. Хоть проходят века — и крошится на солнце гранит,— Их копье не возьмет, не пробьют их каленые стрелы, Их, как солнце в огне, беззакатное время хранит.
<1938>

229. ИВА

1
Степь легла от Оренбурга Голубой межою, Туча черная, как бурка, Висит за рекою.
Далеко в степи кайсацкой
Ковыльное поле, А попутчик машет шашкой, Поет он о воле.
Иль увидел он в долине Аул неприметный? Ночь над озером раскинет Шатер разноцветный.
Звезд на небе очень много, Да не легче горю, Пролегла в песках дорога К Аральскому морю.
То в долине, то в овраге Нетронутой новью Скачут конники к ватаге, К рыбацкому зимовью.
Дождь в краю том несчастливом Пахнет горькой солью, Снова путь ведет к обрывам, К тихому раздолью.
Над тобой горит зарница, Сторона глухая, Скоро ль весточка примчится Из родного края?
Враг решил меня обидеть В грозную годину, Как хотелось бы увидеть Мою Украину…
Снова юность призывает Молодою речью, Плывет туча грозовая Над старинной Сечью.
Ты неси ее далече, За поля седые, В этот тихий, ясный вечер Неси до России.
Чтобы барщины, недоли Не было в помине, Светлой воли в чистом поле Дала б Украине.
…Так Шевченко едет степью, Оренбургским склоном, По тому великолепью, По кустам зеленым.
Саксаулы ночь колышет, Гуси мчатся к морю… Вдруг Тарас Григорьич слышит: Проиграли зорю…
Вон костры горят в тумане… После злой погони Спит солдат на барабане, И заржали кони.
А трава в ту ночь примята Колкими дождями, У заснувшего солдата Ранец за плечами,
Ус, прокопченный махоркой, Подбородок бритый… С чистою водой ведерко Попоной закрыто…
Расседлали коней, тотчас У костра заснули, На просторе звездной ночи Шатры потонули…
2
Ночью сон поэту снится: Лодки за горою. Днепр широкий серебрится Лунною порою.
Будто кто-то снова кличет Давнюю отраду: «Тече річка невеличка З вишневого саду».
Вновь пройти б вишневым садом На ранней зарнице… Просыпается, а рядом Лишь зола дымится…
Стук немолчный барабана… На краю обрыва Чья-то песня из тумана Кличет сиротливо:
«У степу могила З вітром говорила: Повій, вітре буйнесенький, Щоб я не черніла…»
Может быть, земляк давнишний Тот солдат усатый, И встречались с ним под вишней, За отцовской хатой…
Снова едут по равнине Оренбургской степью… Словно каторжник, он ныне К ней прикован цепью…
Веял ветер с лукоморья, Туманились дали, А за тощей речкой Орью Ковыли мелькали.
И молчал он, лоб нахмурив, В этот день суровый…
На Урале город Гурьев, Край солончаковый…
3
Словно в ночь набедокурив, Разошлися тучи, Обступили город Гурьев Небесные кручи.
И струится над землею Свет зеленоватый, Белы скаты за рекою Как родные хаты.
Как полынь, сухая горечь, Желтый край обрыва…
«Погляди, Тарас Григорьич, Под копытом — ива…»
И глядит он: на дороге, Черной, каменистой, Хоронясь за холм отлогий, Прутик лег пушистый.
Ах ты, ива, словно в детстве, Смотришь, в воду свесясь… Колдовал в родном соседстве Ошалелый месяц…
Не забыть вовек былого, Молодого круга, — Словно встретилася снова Давняя подруга.