За окнами — дождь, и промокла
Березка, в туман уходя,
Стучатся в прозрачные стекла
Зеленые капли дождя.
Он рукопись чью-то листает.
Задумался. Гладит усы.
А песня вдали нарастает,
Рокочут в столовой басы.
Становится ярок и пышен
Закат в голубой полумгле…
А груды прочитанных писем
Лежат на широком столе.
Конверты, листки, бандероли,
И всюду на них — штемпеля.
Взгляни — и увидишь раздолье:
Здесь вся пред тобою земля.
Открытка, где в красках неярких
Индийский горит океан,
А рядом — огромные марки
Из крохотных западных стран.
И всюду — и в песнях, и в прозе —
Предвестием бури гудит
Тот радостный ветер предгрозья,
Что души людей молодит.
Всё это доходит по праву
Сюда до поэта-творца.
Не просто огромная слава
К нему привлекает сердца.
Нет, смотрят спокойно и твердо
Мильоны людей на него.
Слова «Человек — звучит гордо»
Сегодня дороже всего.
Что нашего века чудесней?
Что радости нашей светлей?
Летит на заре Буревестник
В простор знаменитых морей…
И море волнуется снова…
Гроза не смолкает над ним…
Великое русское слово
Становится нынче родным
Всем тем, кто в безмерной надежде
Грядущему молвит: «Пора!»
Прошло невозвратное «прежде»,
Навек миновало «вчера»,
И завтрашний день величавый
Встает над землею большой —
С его исполинскою славой,
С его богатырской душой.
Художник, до жизни возвысясь,
Нашел назначенье свое:
Правдивый ее летописец,
Творит он и строит ее.
Он был исполинским деяньем
С такой небывалой судьбой,
При жизни казался сказаньем,
И трудно мне было порой
Поверить, что Горького слышишь,
Что в комнате той же сидишь,
Что воздухом тем же ты дышишь
И в те же просторы глядишь.
Он кашляет. Дернулись плечи.
Прищурившись, смотрит во тьму.
(Как чувствовать больно, что нечем
Помочь в это время ему…)
Откашлялся… медленно дышит,
Глаза закрывая на миг…
«Но все-таки кто же напишет
Со временем книгу из книг,
Подробное повествованье,
Что жизнь ему в радость была,
Что горе свое и страданье
Он сжег, улыбаясь, дотла?
О будущем думайте чаще,
Склонясь над страницей своей…
Ведь книга учителем счастья
Должна быть всегда для людей.
И, с рабскою выдумкой споря,
Должна она к людям нести
Не пошлую проповедь горя,
А счастье большого пути».
5
Вдруг дверь отворяется. Входит,
Сутулясь, высокий старик.
Он комнату взглядом обводит,
К столу он идет напрямик.
Лицо его узкое в шрамах,
Как в метках былого пути.
От глаз его, странно упрямых,
Так трудно глаза отвести.
«А ваше лицо мне знакомо,—
Откашлявшись, Горький сказал.—
Кто нас познакомил?
Заломов?»
— «Нет, раньше я вас не встречал.
Я должен был встретиться с вами
Давно, но тогда не пришлось…
Прошел я, гремя кандалами,
Все царские тюрьмы насквозь».
Он руку, задумавшись, поднял
И молча подходит к окну.
«Поведать хочу вам сегодня
Я давнюю повесть одну.
Напомню про годы былые…»
Привычным движеньем руки
В массивной оправе, большие
Старик надевает очки.
С нежданной улыбкой во взгляде,
Поставивши стул пред собой,
Странички из школьной тетради
Листает могучей рукой.
«Не выкинешь слова из песни…
Сейчас… погодите… найду…
А дело то связано с Пресней,
Случилось же в пятом году…
Опять меня радость былая
К товарищам старым ведет…»
6
«Я в пятом году в Николаев
Пришел на „французский“ завод.
Массовки литейного цеха…
К нам шлют делегатов войска…
Я вскорости в Питер поехал —
Вручили мне явку в ЦК.
В Финляндии Ленина встретил,
С ним долго беседовать смог,
И встречи заветные эти
С тех дней в своем сердце сберег.
Да, было загадано много…
Но вновь Николаев зовет,
На юг побежала дорога,
На старый „французский“ завод.
Немало я взял поручений —
Москва-то была по пути,—
Вручил мне записочку Ленин:
Просил ее к вам занести.
Мороз фонари над мостами
Снежком опушил в синеве…
Я думал:
как встретиться с вами?
Что ждет меня завтра в Москве?
И только я вышел с вокзала,
Услышал далекий раскат:
Москва на рассвете восстала,
Знамена над Пресней горят.
А в Пресне, у старого сада,
Жил друг мой по юным годам.
К нему поначалу бы надо,
Оттуда — с запискою — к вам.
Не скоро добрался до Пресни.
В тумане мерцают штыки.
Чем был тогда ваш „Буревестник“ —
Вам могут сказать старики.
Кто песню о нем не запомнил?
Везде Буревестника тень…
Сверкал отражением молний
В снегах разгоревшийся день.
Тревога! В огне баррикада!
Убитый товарищ упал.
Я встал, не задумавшись, рядом,
Ружье из руки его взял.
Снаряды протяжно завыли…
Плывет предрассветная муть…
Был ранен тогда я навылет
Жандармскою пулею в грудь.
Фуражка с кокардою близко…
Я спичкою чиркнул и сжег
В зеленом конверте записку, —
Закон конспирации строг.