Выбрать главу
Беги, бреши, чтоб слышно было! Горшечник! Чертово ты рыло!» Пса на все корки разбранив, Михась ружье с плеча снимает, На ржавый гвоздь его цепляет И в хату входит, приуныв. Молчит, глаза отвел в сторонку, Чтоб сразу не узнала женка: Ведь если только скажешь слово, Дохнешь — и влип уже, готово! «И где ты этак налупился? А чтоб ты, сыч, смолы напился! — Жена накинулась сердито. — Пропьешь ведь разум, волокита! Хоть в пост бы, ирод, воздержался, Не зря свиньей, знать, любовался!» «А в пост, скажи, ругаться можно? Ведь это, мать моя, безбожно! — Смеясь, ответил ей Михал. — Я ж под забором не лежал. Ну, перестань кричать, не лайся. В дорогу лучше собирайся!» «Да ты совсем сдурел. Хорош! Куда в дорогу? Что плетешь?» Жена к Михасю подступила, Но сразу тон переменила, Почуяв правду. Как иглою, Пронзило сердце ей тоскою. К отцу придвинулись ребята. Как раз вошел и дядя в хату. «Так вот, Антось, переезжаем. Последний час тут доживаем». «Куда?» — «В Поречье, брат, в болото!» «Чтоб треснуть пану! Вот забота! В какую глушь он загоняет!» Антось Поречье проклинает. А мать вздохнула: «Трудно, трудно!» И сразу в хате стало смутно, Как будто из углов и щелей, Где пятна, мох, суки чернели, Все беды вдруг повыползали И так сурово озирали Больших и малых, скарб их нищий, Их неприглядное жилище, Что люди руки опустили И разом речи прекратили. Почти без сил сидела мать: Сказать легко — переезжать! Ведь как-никак тут обжились, На ноги было поднялись. Пожить еще б годочек тихо! Так нет, опять такое лихо — Пожитки собирай, трясись По колеям, с добром, с семьею, Как раз в распутицу, весною. «Где наше, брат, не пропадало! — Сказал Михал. — Трудней бывало! Иль только света, что в окошке? Ну, что ж! Помаемся немножко, А там приладимся за лето. Не сыщешь ямы горше этой. Где здесь покос? Идти устанешь! А там ведь близко, возле дома. Поречье мне насквозь знакомо. Луга что море, не оглянешь. И, как в венке, стоит там хата. Грибов и ягод — страх богато! И детям будет веселее…» «Поедем, тятенька, скорее! Грибы я быстро собираю И где какой заране знаю!» — Костусь в ладоши бьет и скачет. А мать от горя чуть не плачет. «С одних грибов, брат, не запляшешь. Вот что про хлеб ты нам расскажешь? — Спросил Антось уже сердито. — Где там посеять можно жито? Земли — лишь бабке старой сесть! Ведь это вроде в петлю лезть!» «И ничего, брат, не попишешь, — Живем не под своею крышей…» «Ему, как выпил, горя мало!» — На батьку снова мать напала. «Мне, думаешь ты, очень сладко? Тут ясно сказано и кратко, А с паном не затеешь спора, Ступай — и все, без разговора! А нет — так вон! С куста ворона, А семь — на куст… Все люди стонут, Хлеб не легко теперь дается!

Новая земля

Пустым быть месту не придется. Не будет нас — другой там сядет, Не разбирая и не глядя, Какой надел лесничий дал». «Так оно так, да жаль труда, Ведь сколько сил здесь положили И землю славно угноили. А вышло, что напрасно бились И столько тяжких лет трудились На черта лысого с болота! Придет на наше место кто-то Плоды чужие пожинать И никаких забот не знать. Спасибо он за то не скажет, А фигу лишь тебе покажет». «Ну, что ж поделать, коль такая Нам доля выпала лихая».
На третий день пришли подводы, Все свояки поприезжали — Делить и радость и печали; Как будто ехали всем родом На ярмарку под рождество Иль на иное торжество. И суета пошла большая: Была открыта кладовая, И сени настежь. Как попало Добро крестьянское лежало, Все громоздилось без разбора. Кадушки, ведра у забора В траве на время приютились, А возле них горшки толпились, Ушаты старые дремали И кротко очереди ждали. И тут же сбоку, словно пьяный, Навой приткнулся деревянный.{90} Верстак разобранный валялся, А на веревке мех болтался. Пустела хата. Стены в ней Как будто сделались темней. Все поразметано кругом, Все не на месте, все вверх дном, — Совсем чужой казалась хата. Ухваты, вилы и лопата Теперь в одном углу стояли. А гвозди тут и там торчали По стенам голым, как щетина. Сновали дети и мужчины, — На двор пожитки каждый нес И там укладывал на воз. А мать сундук свой паковала И мелочь всякую сбирала. Бее суетились деловито, Как в муравейнике разрытом, — До нитки все с собою брали — Подводы на глазах вспухали.