Когда же кончили грузиться,
Зашли все в хату подкрепиться.
Меж стен понурых, невеселых,
Таких обобранных и голых,
Остался стол один на месте,
Чтобы в последний раз накрыться,
Дать людям посидеть, проститься,
Побыть еще минутку вместе
И выпить чарочку-другую
За жизнь, за долю молодую.
Сошлись: Базыль, Антось Татьянин,
Карусь Дивак (он скрыл в бурьяне
Ухват, и вилы, и две оси,
Снеся их тайно от Антося),
Еще Антось, Павлюк Куртатый,
Стецок, Казюк Скоробогатый
Да брат Михася и Антося, —
Мужчин немало набралося.
И вот пошла по кругу чарка,
Беседа разгорелась жарко.
Один Антось уже смеется,
Свой мелкий хохот рассыпая,
Аж голова его седая,
С широкой плешиной, трясется.
«Да ты, брат Ганка, зря томишься,
Вот выпей — враз развеселишься.
Поможет бог вам в жизни новой!»
«Ну, будьте ж крепеньки, здоровы!»
«Э, выпей чисто! Что за баба!»
«Нет, не годится! Пьешь ты слабо!» —
Мужчины дружно загудели
И так со всех сторон насели,
Что Ганна все же покорилась
И трижды к чарке приложилась.
«Вот это дело! Молодчина!
Пусть будет доброй к вам судьбина!»
«Ой, буду пьяной! Зашатает!»
«Костей горелка не ломает! —
Кричит Базыль. — Здоров будь, Павел!» —
И, голову свою закинув,
Он ловко чарку опрокинул,
За ней кус хлеба в рот отправил,
Такой, что и двоим бы впору.
Не тратя слов, мужчины споро
За чаркой чарку осушают,
Хозяевам добра желают.
Карусь Дивак же той порой
С осями бегал, как шальной. —
В своем возу их глубже прятал.
Потом туда же воровато
Рогач и вилы запихал,
Чтоб не увидел их Михал.
И воз поставил чуть не в садик,
Решив заране ехать сзади.
Теперь уж вышли все из хаты.
«Ну, шевелись, Скоробогатый! —
Взяв кнут, Базыль сказал соседу. —
Я за тобою, брат, поеду».
И ряд повозок понемногу
Со скрипом тронулся в дорогу
И в лес чуть видною тропою
Поплелся длинной чередою.
И тяжко, тяжко Ганне стало,
В груди как будто что упало,
Тоскою сердце защемило,
Все разом сделалось немило,
И ей уж больше не терпелось —
Бежать отсюда вон хотелось,
Лишь бы углов не видеть голых
И стен пустых и невеселых.
Уж конь запряжен, поджидает,
Копытом бьет нетерпеливо.
Мать напоследок торопливо
Обычай старый исполняет:
Кладет кусочек хлеба с солью
На видном месте в зауголье.
Еще раз глянула устало
На хату, где от быстрых сборов
Кой-что из мелочи осталось.
«Ну, мать, мы трогаем! Ты скоро?» —
Михал кричит ей со двора.
И вправду уж давно пора!
Вновь сердце, холодея, сжалось.
Крестясь и плача, мать забралась
На воз, где малые сидели,
Приладясь на домашней клади.
А старшие, Алесь и Владя,
Коров погнали за возами;
Последний раз между ветвями
Пустая хата показалась
И за пригорком потерялась.
Одна труба лишь сиротливо
Торчала меж кустов тоскливо,
А шест колодца в вышине
Как бы дивился тишине.
Гумно печально вслед смотрело
И, думалось, спросить хотело:
Куда они все уезжают?
Зачем одних нас оставляют?