Мой милый Янка, мой Купала!
Судьба в одном нас вихре мчала.
Но почему же той порою
Не повстречались мы с тобою,
Чтоб стол селянского банкета
Развеселил твой дух поэта?…
Михал тут чарку поднимает.
«Ну, а за мной кто? — вопрошает.
Глазами всех гостей обвел. —
Начнем с конца кропить наш стол!
Ну, кум Яким, мой старый друг!
Пусть горе не войдет в наш круг,
Дай бог нам доброго приплоду,
Да чтоб побольше было меду,
Чтоб пили мы, еще просили,
Чтоб мы на головах ходили,
Справляя праздник наш пчелиный,
За ваше, гости, пью здоровье!» —
И после этого присловья
Он ловко чарку опрокинул,
Глотнул и губы утирает,
Затем Якиму наливает.
И вот пошла по кругу чарка,
Хмель в головы ударил жарко,
Все больше гости веселеют,
Все больше лица их краснеют,
А голоса звучат сильней,
От смеха разговор живей.
Склоняясь с лаской и приветом,
Как нива светлая под ветром,
Хозяйка потчует гостей.
И каждый мил и дорог ей.
«Ну, будьте ласковы, возьмите,
Вот мясо, сыром закусите,
Колбаски иль окорочка,
Ну, хоть кусочек пирожка!
Побольше масла положите!»
И вот бутыль уже пустая!
На смену ей спешит другая,
И гости шумным удивленьем
Приветствуют ее явленье.
А женщины свой пир ведут
И от мужчин не отстают,
Хотя от них отмежевались —
Своей горелкой угощались
(Тем отличалася она,
Что чуть была подслащена).
Послушать любопытно было,
Как их собранье гомонило
И как они, подвыпив малость,
От новой чарки отрекались:
«Прошу вас, пани Юзэфова!»
«Нет, нет, кума! Даю вам слово —
Совсем пьяна, побойтесь бога!»
«Не любит бог, коль пьют немного!»
Кума на просьбу поддается,
За чарку в третий раз берется,
И только губы омочила,
Как чарку снова опустила, —
К бутылке тянется рукой.
«Не дам, Анелька! Нет, постой!»
(Обычай так повелевает:
Кто чарку пьет, тот наливает.)
«Ты выпей чистенько-чистенько!»
«Ох, я пьяна уже маленько!
Язэп мой лысый, вишь, серчает!»
Куму Анелька обнимает,
И завершает спор на том,
Что чарку пьет одним глотком.
И вот не выдержали женки
И песню затянули звонко,
Чтоб осмеять всех неженатых —
Антося, Яську и Кондрата.
«Сидит в хате, чешет темя,
Не с кем молвить слова!
Ой, женись! Ускачет время,
Старость тебя словит!
Поседеешь, сядешь маком,
Девки отрекутся,
Будешь стынуть, как собака,
Под забором гнуться
Да лизать горшки и мисы,
Не свои — чужие!
Ты женись, Кондратка лысый!
Дурни — холостые!»
«Ох, уж умеют бабы выть!
Одно им дело, чтоб женить!
Эх, эх, турецкие вы сватьи!
Когда вас нет, спокойней в хате!»
Кондрат очами заблестел,
А Яська, брат его, запел:
«Я один, все пути
Мне теперь открыты.
А женился — взаперти
С бабою сиди ты.
Я один, я казак,
Для чего мне женка!
Не женись, холостяк,
Изведет бабенка!
Бог мужчину создал,
После с толку сбился:
Драл чуприну Адам,
Что с Евой скрутился!»
«Вот так! Вот так их! Молодчина!» —
Смеясь, воскликнули мужчины.
«Ну, поддадим же, хлопцы, жару!
Яким, бери-ка свою чару!»
«Нет, брат Михал, ей-богу, будет!»
«Да не задерживай! Ждут люди!»
Яким дошел уже до точки:
Нет, он не выпьет ни глоточка!
Мужчины нрав Якима знали
И лишь дружнее наседали.
И наш Яким хоть и с божбой,
Но выпил весь стаканчик свой.
А дальше вновь таким же чином
Клялся, выискивал причины,
Но чарка в чарку пил с друзьями;
И вот уж заморгал глазами,
Потом ладони вдруг развел
И песню старую завел: