Горячий день! Зной льет потоком.
Прохлада вечера далеко.
Земля сомлела от жары,
Нагрелись камни и бугры.
Кругом все тихо, немо, глухо.
И только мушка возле уха
Гудит и вьется надоедно, —
Не хуже доли нашей бедной, —
Да в колыбельке лубяной
Ребенок плач заводит свой.
А кучерявые снопочки,
Над ним смыкая колосочки,
Стоят и терпеливо ждут
И будто жниц к себе зовут:
«Под нашу тень спасайтесь, жницы!
Для вас мы можем потесниться!»
А жницы жнут. Лицо горит,
Их жажда лютая томит.
Серпок мелькает деловито
И в рожь вгрызается сердито,
Под корень стебли подрезая,
Недаром вылез из сарая.
Теперь ему быть господином.
Живей, живей сгибайтесь, спины!
И жницы глаз с серпов не сводят,
По струнам-стеблям пальцы ходят,
Горстями рожь кладут на жгут,
Снопочки на глазах растут.
Пойди под вечер ты на поле
И полюбуйся им, соколик, —
Стоят тут копны ровно-ровно,
Ну, по шнуру их клали словно!
И как они пригожи, статны,
Как шапки ладны их, опрятны!
Все, как одна, — за рядом ряд,
Но все по-разному глядят,
У каждой облик свой особый.
Посмотришь — важные особы!
И заберег тебя потеха,
Тут не удержишься от смеха.
Они приветливы, скромны,
Но уважения полны
К земле, к тебе, к себе самим —
Лишь приглядись поближе к ним!
А утро в поле, боже мой!
Начало летнего рассвета!
Эх, выйди в поле, брат, до света —
Навек запомнишь час такой!
В тиши душа твоя услышит,
Как мирно, весело все дышит,
Как в каждом дереве, листке
И в самом маленьком ростке,
Во всем, что взор твой обнимает,
Надежда светлая играет.
Все здесь в согласье меж собою
И радостью живет одною,
И воздух столько счастья льет,
Как будто жизни гимн поет,
Хвалу всей прелести земной.
Чтобы исчезнул мрак ночной.
Восток живет, горит, пылает,
Столбы лучей своих вздымает,
Как матерь, нежит все вокруг…
Ну, как забудешь это, друг!
Чтоб завершить картины лета,
Чтоб песня уж была допета
Сполна на мой манер и лад,
Чтоб описать мне все подряд
И под конец родному краю
Спасибо молвить, — я желаю
Вернуться в милый уголок,
И хоть еще один разок
Пройтись с кошелкой по лесочку.
Тогда уже поставлю точку
И кончу с летнею порою.
Грибы мне не дают покою,
Боровики — ну просто снятся.
Мне надо с ними расквитаться.
Я чую — грех их обойти,
Привета им не принести —
Черноголовым удальцам,
Боровичкам, моим друзьям!
Какою славною семьею
Встаете вы передо мною!
Я помню летние походы
И бор с грибным его народом!
Чуть свет, нет никого кругом.
В лесу, еще объятом сном,
Своей заветною тропинкой
Спешишь тихонечко с корзинкой
Хозяек обогнать шумливых,
Бессонных, вечно хлопотливых
И завистью их всех помучить —
Набрать побольше, самых лучших!
Потом пускай кричат они,
Что тут лишь корешки одни.
Настроит струны бор могучий
На лад веселый и певучий.
И только солнца луч червонный
Осыплет золотом короны
Высоких сосен в том бору
И кинет пурпур на кору, —
Он весь вдруг вспыхнет звоном алым
И зарокочет, как цимбалы,
И только эхо задрожит,
Переливаясь, побежит.
«Марыля! Чу! Ау, Татьяна!»
«Ау, Магдуся! Чу! Марьяна!»
«Антоля! Тетка Михалина!
Алеся! Зося! Катерина!» —
По лесу переклик пошел
Девчат я женщин ближних сел.
Но вот запел и бас мужской, —
Дрожит от криков бор седой.
А как смешно в лесу бывало
(Давно то, правда, миновало).
Когда сверженские девчины
И бабы шли капеллой чинной.
Глядишь — одна уже отстала,
И вот пошла вопить, кричать,
По именам всех называть:
«Каруся, Палуся!»
«Цацеля, Марцэля!»
«Алена! Магдалена!»
«Зося, Антося!»
«Анэта, Праксета!»
«Тетка Югася!»
«Бабка Кася! Ау!»
Забавно это было, право!
Как будто шла в лесу облава.