Вижу вязи книги белолистной,
Райских кринов пальмы и плющи, —
Но веревкам этим ненавистным
Ты другую шею поищи.
Черным рощам, ночи, что ложится,
Дымным зверям в каменной гряде,
Камню — я могу еще молиться
И в любви, и в гневе, и в беде.
Мне ли думать об отце и сыне, —
Видишь руку — крепкая рука,
В райской ли она росла долине,
Обжигаясь холодом курка?
Нет, иконы этих губ не знали,
Не молитвам ночи я дарил,
О тебе мне люди рассказали,
Я смеялся, а потом забыл.
«Уходи, чтоб я тебя не слышал», —
И ушел под бури чудный гул,
Дождь хлестал, звеня, стонали крыши,
В эту ночь я долго не уснул…
423. ПОДАРОК
Льет кузнец в подковы серебро,
Головы багровые плывут,
Над Кубанью белошумною Шкуро
Ставит суд — святые не спасут.
Плясом ширь до чертовой зари
Ноги бьют, как коршуны когтят.
На черкесках ходнем ходят газыри,
Шашки рубят ветер вперехват.
Волчий хвост свистит на башлыке,
Захочу — в кусочки размечу,
Белы лебеди с бронями на реке,
С пушками, царь-пушке по плечу.
И заморским он кричит ежам:
«Расскажите дома королю —
Краснолапы мне не сторожа,
Богатырки бочками солю.
Захочу — наставлю горбыли,
Поседеет под ногой трава».
А Кубань: «Станичник, не скули,
Бьет челом и шлет дары Москва.
Каравай свинцовый да кафтан —
Было б в чем качаться на валу,
А чтоб жажду залил атаман, —
Черную кремлевскую смолу».
424. «Знаю, что дорога не легка…»
Знаю, что дорога не легка, —
Оттого я и не стал смиренней,
Напрямую выгонишь быка —
И его поставлю на колени.
Хочешь, на! попробуй: вдоль спины —
Черною отметь сыпью;
Намешаешь в брагу белены —
Думаешь, не выпить? — выпью!
Я из тех, которых, может, сто,
О которых чуточку иначе
Ночью ветер плещет под мостом
Да, шатаясь, виселица плачет.
425. УТРО
В глазах еще дымился сон,
И так рассеянно шатались ноги,
Как будто бы не шли они со мною,
А еще спали на полу, в гостиной
Перед потухшей изразцовой печью.
И я сказал приятелю: «Смотри!»
Но может, не сказал, а только вспомнил,
Да и приятель сразу же пропал.
Река шипела утренним свинцом,
Подпрыгивая, кладь везли тележки,
Ползли в тумане длинные трамваи,
Мальчишки продавали папиросы.
И я купил, не знаю сам зачем.
Затем, быть может, чтоб с потухшей спичкой
Минуту можно было постоять,
Еще одну минуту у подъезда
Того большого пасмурного дома,
Где я оставил лучшего себя…
А может, это только показалось?
426. «Был отдан год планете жаркой…»
Был отдан год планете жаркой,
Не там я увидал ее,
Под неба чужеземной аркой,
Над безымянною рекой,—
Она прошла Петровским парком
И рыжим домом на Морской.
Мир падал, радуя недаром,
Все барабаны били рано,
И, чуя узел у плеча,
Я сам предал себя арканам
Перехлестнуть и перемчать.
И дали дни опять сначала
Вино и хлеб, простор погонь,
Пусть даже горе, даже горе,
Ведь мне из комнаты над морем —
Мне — вспыхнул северный огонь.
Походом третьим шла орда,
В открытом море якорь острый,
Земля была кривой и пестрой,
К колодцу юноша по степи
Гнал Аполлоновы стада.
И алеутом в амулеты
Я верил — поворотом плеч,—
Не флорентийским поворотом,
Но льдом, обвалом, но болотом
Со мною — ты, и мне — беречь.
…Мир кончил думать на походе —
Над набережною Тучковой,
Полночным вымыслом полна,
Мещанкой выгнутой проходит
Уже унылая луна…
427. СЕНТИМЕНТАЛЬНАЯ БАЛЛАДА О СТАРОМ ЗАГРАДИТЕЛЕ
Облака, как легкие фелуки,
Перископом загнанные в порт,
Взморья лиловеющий простор,
Солнце, разъяренное от скуки.
И корабль тяжелый, как вода,
Кличут чайки в дикие моря.
Но лежат недвижно якоря,
С берега веревочные руки
Вытянулись, держат — никуда,
Никуда — уже четыре года,
Темная, тяжелая вода,
Ветреная валкая погода —
Уж четыре года — никуда.
Он недвижим, он дряхлеет между
Пароходов, скинутых с учета,
Плесенью одевших корпуса…
Здесь живут между камней несвежих
Катера с чиновничьей заботой
Да скрипят ревизий голоса.
Слово «смерть» печатал так легко ведь
Дней войны отчаянный станок.
Заградитель! Он отведал крови,
Без нее он нынче занемог.
И теперь он пуст, как барабан,
Мин тяжелых старое изданье
Цензор тишине обрек — и вот
Никуда уже который год
От таможни полосатой зданья,
Якорного, ржавого шатанья —
Крепок рук веревочных аркан,
Тралер спит и видит сон пока:
Он бродит, море шевеля,
И всюду минные поля.
Весь мир покрыт одной волной,
И корабли идут стеной.
За плеском плеск, и всё в огне —
И флот прославленный на дне.