…И через горы вновь дорога к дому,
И вновь тюрьма и нищий Пешавар.
Всё позади… Над ним закат пылает,
И Красною он площадью идет.
Пред ним склонились нынче Гималаи,
Его увидя сказочный полет.
Московских зданий розовеют глыбы,
Сады осенним пламенем горят.
«Тебе, Москва, тебе, Москва, спасибо! —
Так старый говорит Рафик Ахмад. —
Когда-то шел я тропами глухими,
Сегодня вижу я побед зарю,
И славлю я твое большое имя, —
Спасибо, Ленин, трижды повторю!
Я шел в Москву кровавыми ногами —
Сейчас летел быстрее света дня,
Ты сделал так, что лет крылатых пламя
Крылатым также сделало меня.
Сегодня знают люди всей вселенной,
Что человек и должен быть крылат!» —
На этой Красной площади священной
Так старый говорит Рафик Ахмад!
8. НА ПАРОВОЗЕ
(Рассказ машиниста)
Это рассказывал Ялава Гуго:
«Разные были в борьбе пути,
Должен я был неизвестного друга
Через границу перевезти.
Ну, а реакция просто звереет,
Не обойдешь ее стороной,
Всё в революции силу имеет,
Даже вот поезд дачный ночной.
Был он под номером семьдесят первым.
Август. Темно. В вагонах огни.
У полицейских — крепкие нервы,
Ну а у нас — покрепче они.
Так в темноте подходим к Удельной,
Глянул из будки — тишь и покой.
Вижу: спешит походкою дельной
Среднего роста, плечистый такой…
И к паровозу. За поручни сразу,
Ловко поднялся, уж в будке стоит,
Смотрит в упор прищуренным глазом,
В кепке и в тройке — рабочий на вид.
Бритый. И сразу пальто в сторонку…
Грохот стоит — не слыхать слова.
Лазает в тендер, гремит заслонкой,
В топку подбрасывает дрова.
Трудно ему от шума, от жара,
Трески такие, как при пальбе.
Вот же какого, смеюсь, кочегара,
Ялава Гуго, послали тебе.
Но тут же я задумался остро,
Самой тревоги пришла пора.
Скоро граница, Белоостров.
Там полицейские, там юнкера.
Вот и конец уже перегона,
Все фонари вокруг зажжены,
Заперты наглухо все вагоны,
Входы и выходы окружены.
В шуме и крике блестит оружье.
Я говорю себе: „Погоди,
Ялава Гуго, ты ведь не хуже
И хитрецов не таких проводил“.
Вот уж они к паровозу, а я-то
Сразу тут свой паровоз отцепил,
Обдал их паром, ищеек проклятых,
Сколько хватило котельных сил.
И у колонки водонапорной
Я проторчал до отправки, пыхтя.
Третий звонок — прицепился проворно,
Свистнул — и снова уж рельсы летят.
Кажется, можно ехать без спешки,
Мой же помощник не хочет устать,
С хитрой усмешкой бросает полешки,
До Териок уж рукою подать.
А в Териоках дружка стороною
Тихо спросил я, в плечо постучав:
„Верно ли, был это Ленин со мною?“
— „Верно“, — мне шепотом друг отвечал.
Ленин простился, махал мне рукою.
Дальше, на Выборг, состав мой пошел…
Позже, в Кремле, мы встречались порою,
Смеялись, как ехали хорошо В ту ночь…»
9. ЭЛЛАМЫ С ОСТРОВА САРЕМА
Хочешь, зови это северной сагой,
Эпосом, песней, гимном зови, —
Элламы с острова жили отвагой,
Зовом великой любви!
Их было пятеро — братьев трое,
Двое сестер, — заводилой была
Старшая, та, что ночною порою
По хуторам на восстанье звала.
Кто же Мари не знал у повстанцев,
Черного ее жеребца?
Тут не до песни и не до танцев,
В битве сражалась она до конца!
Эллам Антон — непримиримый,
В Таллине пал он в двадцать втором.
На хуторе Ааду, врагами гонимый,
Ушел Александр в огонь и гром.
Ксения Эллам — инструктор райкома,
Билась с фашистами с глазу на глаз,
Смерть она встретила в Таллине, дома,
Там, где боролся рабочий класс.
Иохан Эллам — последний из братьев,
В народ его имя легенды несут,
Смерть принимает его в объятья —
В схватке бесстрашной в родном лесу.
Чайки кричат, как строки поэмы,
На строгом, скалистом берегу:
«Элламы с острова Сарема —
Они никогда не сдаются врагу!»
Хочешь, зови это красной сагой,
Северным эпосом, песней зови,
Элламы с острова жили отвагой
И умирали во имя великой любви!
10. КОСТЕР У СМОЛЬНОГО
На пороге немыслимых дней,
Там, где Смольный стоял, как гора,
Был солдат из рабочих парней,
И задумался он у костра.
Он глядел в этот жаркий костер
И за огненный видел порог,
Что костер этот пламя простер
В бесконечность походных дорог.
Осветил небывалые дни,
И горела на шлеме звезда,
И горели биваков огни.
Нестерпимо большие года.
Пусть они отсверкали в былом,
Всё казалось, что снова стоит
У сибирских костров, над Днепром,
Там, где город далекий — Мадрид.
В сорок пятом окончился шквал,
Полон чувством единым одним,
Уж в Берлине стоял генерал,
И костер догорал перед ним.