При всей резкости и решительности тона конкретный политический смысл стихов Аксакова чаще всего неопределенен и расплывчат. И все-таки лучшие стихи Аксакова привлекали к себе внимание и сочувствие Гоголя, Тургенева, Некрасова, Чернышевского и других выдающихся современников.
В 1856 году Некрасов писал Тургеневу: «Если будешь писать к Ивану Аксакову, спроси его, не хочет ли он дозволить мне перепечатать из разных «Московских сборников» его стихотворения». В «Заметках о журналах» за апрель 1856 го|да Некрасов перепечатывает два стихотворения Аксакова из «Русской беседы» («Усталых сил я долго не жалел...» и «Добро б мечты, добро бы страсти...»), называя их «превосходными», и добавляет: «Давно не слышалось в русской литературе такого благородного, строгого и сильного голоса». Через несколько месяцев и Чернышевский рекомендует эти стихи И. Аксакова тем, «кто хочет узнать «Русскую беседу» с самой выгодной стороны».
Иван Аксаков писал стихи в ту эпоху, когда николаевское самодержавие, упоенное своим мнимым величием, господствовало во всех сферах жизни, упорно отклоняло решение важнейшего для страны вопроса об отмене крепостной зависимости крестьян, давило и угнетало всякую живую мысль.
«Мы все возрастали, формировались и преуспевали под давлением внушительного страха как начала всякой премудрости, под бдительной ферулой и с вразумительной указкой в руках. Нам говорили: меньше думай и больше слушайся того, кто тебя старше и потому умнее; не верь всякой правде, чтобы не нажить беды, потому что и сама правда бывает двоякая: злая — от наущения дьявольского и добрая, которой поучайся от тех, кому подобает ее ведать; иной раз и ложь не перечит правде, даже ее заменяет, когда, как говорится, бывает она во спасение».
Реакция и деспотизм зашли в 40-е годы так далеко, что даже славянофилы — убежденные сторонники монархического строя и дворянских привилегий — довольно резко критиковали режим Николая I, считая, что правящие круги петербургской аристократии и бюрократии плохо заботятся о национальных интересах России. Со своей стороны, и правительство Николая I относилось к славянофилам с недоверием, преследовало их, запрещало их издания.
Особенно тяжелым стало положение в России после 1848 года, в период так называемого «мрачного семилетия», когда царское правительство, озлобленное и напуганное революционными выступлениями на Западе, еще туже зажало русскую мысль в полицейском кулаке. Еще более губительным и беспросветным стал неимоверный гнет самодержавия, исходившего из самодовольной уверенности в своей безграничной силе.
Чудовищная расправа над петрашевцами, арест Н. П. Огарева и H. М. Сатина, высылка И. С. Тургенева, политический надзор над А. Н. Островским, цензурный террор — это далеко не полный перечень репрессий, обрушившихся тогда на русское общество. Разгул правительственной реакции коснулся и славянофилов. В 1849 году подвергся заключению в Петропавловскую крепость и высылке в Симбирскую губернию Ю. Ф. Самарин. В его «Остзейских письмах» правительство усмотрело недозволенную мысль о том, что начиная с Петра I русское самодержавие действует только по внушению и под влиянием немцев. Тогда же был арестован и допрошен Иван Аксаков, в частных письмах которого, прочитанных полицией, были найдены опасные рассуждения о разрыве петербургской аристократии с народом. В 1852 году был запрещен второй выпуск «Московского сборника». Его редактор Иван Аксаков был лишен права редактировать какие-либо издания, а главные участники — Иван и Константин Аксаковы, Хомяков, Иван Киреевский — были отданы под полицейский надзор и получили распоряжение впредь проводить все свои произведения через Главное управление по делам цензуры (что равнялось запрещению писать). Еще раньше была признана «предосудительной» поэма И. Аксакова «Бродяга», и в связи с этим ее автору пришлось покинуть государственную службу. Если ко всему этому присоединить последовавшее еще в 1849 году официальное запрещение славянофилам носить бороду и национальную одежду, то их опальное положение в это время станет ясным до конца.
Николаевский режим и реакция 40-х годов неоднократно заставляли И. Аксакова — при всем консерватизме его социальнофилософских позиций — выступать со стихами, проникнутыми чувством самого горячего негодования и протеста. Репрессии, обрушившиеся на русское общество (и на славянофилов в том числе) после 1848 года, только усилили, обострили, довели до предела свойственные поэзии Аксакова обличительные ноты.