Выбрать главу
Не смелостью пред смертью, – тыВсе замыслы довоплотилаВ свои тетради до черты,Где кончились твои чернила, —
Не первородству, —                          я отдамСвое, чтобы тебе по правуНа лишний день вручили там,В земле, – твою земную славу, —
Не дерзости твоих страстейИ не тому, что все едино,А только памяти твоейИз гроба научи, Марина!
Как я боюсь тебя забытьИ променять в одно мгновеньеПрямую фосфорную нитьНа удвоенье, утроеньеРифм —            и в твоем стихотвореньеТебя опять похоронить.
12 января 1963

Чистопольская тетрадь*

I. «Льнут к Господнему порогу…»

Льнут к Господнему порогуБелоснежные крыле,Чуть воздушную тревогуОбъявляют на земле.
И когда душа стенаетИ дрожит людская плоть,В смертный город посылаетСоглядатая Господь.
И летит сквозь мрак проклятый,Сквозь лазурные лучиНевидимый соглядатай,Богом посланный в ночи.
Не боится Божье дивоНи осады, ни пальбы,Ни безумной, красногривойЧеловеческой судьбы.
Ангел видит нас, бездольных,До утра сошедших в ад,И в убежищах подпольныхОчи ангела горят.
Не дойдут мольбы до Бога,Сердце ангела – алмаз.Продолжается тревога,И Господь не слышит нас.
Рассекает воздух душный,Не находит горних розИ не хочет равнодушныйБожий ангел наших слез.
Мы Господних роз не кралиИ в небесные вратаИз зениток не стреляли.Мы – тщета и нищета —
Только тем и виноваты,Что сошли в подпольный ад.А быть может, он, крылатый,Перед нами виноват?
25 октября 1941

II. «Беспомощней, суровее и суше…»

Беспомощней, суровее и сушеЯ духом стал под бременем несчастий.В последний раз ты говоришь о страсти,Не страсть, а скорбь терзает наши души.
Пред дикими заклятьями кликушиНе вздрогнет мир, разорванный на части.Что стоит плач, что может звон запястий,Когда свистит загробный ветер в уши?
В кромешном шуме рокового бояНе слышно клятв, и слово бесполезно.Я не бессмертен, ты, как тень, мгновенна.Нет больше ни приюта, ни покоя,Ни ангела над пропастью беззвездной.А ты одна, одна во всей вселенной.
7 ноября 1941

III. «Вложи мне в руку Николин образок…»

Вложи мне в руку Николин образок,Унеси меня на морской песок,Покажи мне южный косой парусок.
Горше горького моя беда,Слаще меда морская твоя вода.Уведи меня отсюда навсегда.
Сонный осетр подо льдом стоит.Пальцы мне ломает смертный стыд.Нет на свете жестче прикамских обид.
Я вошел бы в избу – нет сверчка в уголке,Я на лавку бы лег – нет иконки в руке,Я бы в Каму бросился, да лед на реке.
11 ноября 1941

IV. Беженец

Не пожалела на дорогу соли,Так насолила, что свела с ума.Горишь, святая камская зима,А я живу один, как ветер в поле.
Скупишься, мать, дала бы хлеба, что ли,Полны ядреным снегом закрома,Бери да ешь. Тяжка моя сума:Полпуда горя и ломоть недоли.
Я ноги отморожу на ветру,Я беженец, я никому не нужен,Тебе-то все равно, а я умру.
Что делать мне среди твоих жемчужинИ кованного стужей серебраНа дикой Каме, ночью, без костра?
13 ноября 1941

V. «Дровяные, погонные возвожу алтари…»

Дровяные, погонные возвожу алтари.Кама, Кама, река моя, полыньи свои отвори.
Все, чем татары хвастали, красавица, покажи,Наточенные ножи да затопленные баржи.
Окаю, гибель кличу, баланду кипячу,Каторжную тачку, матерясь, качу,
С возчиками, с грузчиками пью твое вино,По доске скрипучей сойду на черное дно.
Кама, Кама, чем я плачу за твою ледяную парчу?Я за твою парчу верной смертью плачу.
15 ноября 1941

VI. «Смерть на все накладывает лапу…»

Смерть на все накладывает лапу.Страшно мне на Чистополь взглянуть.Арестантов гонят по этапу.Жгучим снегом заметает путь.
Дымом горьким ты глаза мне застишь,Дикой стужей веешь за спинойИ в слезах распахиваешь настежьДвери Богом проклятой пивной.