Здравствуй, душенька, Володенька, — ты думал, что я забыл тебя, — ничуть; не писал — правда; да когда? Дети просят каши, жена — не скажу. Ты едешь в Питер — жду; приезжай, душка, трубку дам. Пиши ко мне (рукою В. Одоевского. — Ред.). На последнее письмо твое еще не отвечал, любезный друг, потому что все это время я почти не выпускал пера из рук. Благодарю тебя без фраз за твою дружбу. Трудитесь, мы с Одоевским, надеюсь, не отстанем. Авось, не даром соединим усилия. Описывайте мне подробнее всякий нумер. Посылаю вам покамест еще пьеску. Если пригодится, она ваша. Соболевскому нет места писать (рукою Веневитинова. — Ред.).
Малютку[493] целую и ласкаю. Умница мальчик. Пишет, переводит, а нет, чтобы ко мне написать. Адрес знаешь? Не знаешь — живот скажет (рукою В. Одоевского. — Ред.). Молодец, Шевырев! Я еще не выспался в Петербурге, а он уже отвалил «Валленштейнов лагерь». Рожалин говорит, что славно, и я верю. Печатай его в первых книжках; он понравится. Я бы отвечал тебе рифмами на рифмы, но я так много рифмовал, что не худо свой запас рифм поберечь на черный день. Покамест довольствуйся дружбой за дружбу (рукой Веневитинова. — Ред.).
Веневитинов
Одоевский
В «Моей молитве» перемените стих[494]:
33. А. В. ВЕНЕВИТИНОВУ[495]
<Конец 1826 — начало 1827. Петербург>
Обедаю за общим столом у Andrieux[496]. Там собираются говоруны и умники Петербурга. Я, разумеется, молчу, и нужно прибавить, что я стал очень молчалив, с тех пор, как тебя оставил.
34. С. А. СОБОЛЕВСКОМУ[497]
<Конец декабря 1826 — начало 1827. Петербург>
Получив твое поганое письмо[498], я тотчас обрек его на всесожжение, и на другой же день зажег им свой камин. Если б я мог полагать в тебе хоть на грош благоразумия, то стал бы бранить тебя за такое письмо; но ты не можешь изменить своей природе, как говорят французы, и поэтому прими от меня в награду ящик вонючего Стильтона[499]. Наконец дождался ты Пушкина, Перекрестись и кушай.
Д. В.
А Пуш<кину> от меня — поклон.
1827
35. А. В. ВЕНЕВИТИНОВУ[500]
<Январь 1827. Петербург>
Я дружусь с моими дипломатическими занятиями. Молю бога, чтобы поскорее был мир с Персией[501], хочу отправиться туда при первой миссии и на свободе петь с восточными соловьями. Malgre le nombre de mes occupations, je trouve toujours le temps d'ecrire, je suis place pres de Bouteneff[502][503].
Пиши мне об журнале; скажи искренно, что говорят об нем в Москве.
36. А. В. ВЕНЕВИТИНОВУ[504]
5 января <1827. Петербург>
Недавно я обедал вместе с Гречем и Булгариным[505]: они оба увиваются около меня, как пчелки около липки, только не дождутся от меня меду.
Вчера у меня провел весь вечер Дельвиг; мы провели время очень весело, пели и швыряли друг в друга стихами. —
Говорят, что Мицкевич[506] — знаток в литовских древностях, знает латинский язык и славянский.
Пусть Погодин заставит его написать что-нибудь для Вестника. Готовь Погодина к брани: пора настала. Надобно поранить трехглавую петерб<ургскую> гидру — С<еверную> П<челу>, Арх<ив> и С<ын> От<ечества>[507]: мира с ними не может быть.
37. М. П. ПОГОДИНУ[508]
7 января 1827. <Петербург>
Вчера писал я к брату[509] и разбранил тебя, как журналиста, за то, что кладешь в длинный ящик критические статьи. Как можно писать об «Аб<идосской> не<весте>» во втором No журнала![510] О таком произведении надобно говорить тотчас или совсем не говорить. Отнес ли ты мой «Новгород»[511] и как он был принят? Напиши мне об этом. О первом No «Вестника» уже носится слух, но слух еще невнятный, а у меня журнала нет. Надеюсь, что ты принесешь мне его. Получаешь ли ты иностранные журналы?[512] Это необходимо. Заставляй переводить из них все ученые статьи, объявляй о всех открытиях, что поддерживает «Телеграф»[513]. Мы азиатцы, но имеем претензию на европейское просвещение; хотим знать то, что знают другие, и знать, не учившись, а только по журналам[514]. В первый год надо жертвовать своими правами даже несправедливым требованиям публики[515]. Итак, на первый год девиз журнала должен быть Invent meminisse periti[516]. На следующий год, когда журнал завлечет читателей, мы покажем им пропущенную часть стиха Ignoti discant[517]. Молодцы петербургские журналисты, все пронюхали до малейшей подробности, твой договор с Пуш<киным>, имена всех сотрудников[518]. Но пускай их, они вредить тебе не могут. Умный (не то, что хороший) журнал сам себя поддержит. Главное, отнять у Булгариных их влияние. С тех пор как я видел Булгарина, имя его сделалось для меня матерным словом. Я полагал, что он умный ветреник, но он площадной дурак. Ужасно ругает «Телеграф»[519]; о тебе ни слова. Говорит, что сам знает, что он интриган, но это сопряжено с благородной целию, а все поступки его клонятся к пользе отечественной словесности. Экой урод! Но quos ego[520][521]!..
494
495
Автограф неизвестен. Впервые — изд. 1862 г., с. 23. Написано в первые месяцы пребывания Веневитинова в Петербурге.
496
497
Автограф — в
Слова: «Наконец, дождался ты Пушкина», и то, что уже 19 декабря 1826 г. Веневитинов знал о предстоящем приезде Пушкина в Москву (см. письмо No 32), позволяет предположить, что письмо написано не ранее конца декабря 1826 и не позднее начала 1827 г.
498
...
500
Автограф неизвестен. Впервые —
Письмо не датировано. Судя по вопросу Веневитинова, связанному с выходом
502
Несмотря на большое количество моих занятий, я всегда нахожу время писать. Я состою при Бутеневе
503
504
Автограф неизвестен. Впервые (не полностью, от слов: «увивались около» до: «от него меду») —
505
506
507
508
Автограф — в
510
511
512
513
514
515
518
519