Камень (1908 – 1915)
* * *
Звук осторожный и глухойПлода, сорвавшегося с древа,Среди немолчного напеваГлубокой тишины лесной…
* * *
Сусальным золотом горятВ лесах рождественские елки;В кустах игрушечные волкиГлазами страшными глядят.
О, вещая моя печаль,О, тихая моя свободаИ неживого небосводаВсегда смеющийся хрусталь!
* * *
Только детские книги читать,Только детские думы лелеять,Всё большое далёко развеять,Из глубокой печали восстать.
Я от жизни смертельно устал,Ничего от нее не приемлю,Но люблю мою бедную землюОттого, что иной не видал.
Я качался в далеком садуНа простой деревянной качели,И высокие темные елиВспоминаю в туманном бреду.
* * *
Нежнее нежногоЛицо твое,Белее белогоТвоя рука,От мира целогоТы далека,И всё твое —От неизбежного.
От неизбежного —Твоя печаль,И пальцы рукНеостывающих,И тихий звукНеунывающихРечей,И дальТвоих очей.
* * *
На бледно-голубой эмали,Какая мыслима в апреле,Березы ветви поднималиИ незаметно вечерели.
Узор отточенный и мелкий,Застыла тоненькая сетка,Как на фарфоровой тарелкеРисунок, вычерченный метко, —
Когда его художник милыйВыводит на стеклянной тверди,В сознании минутной силы,В забвении печальной смерти.
* * *
Есть целомудренные чары:Высокий лад, глубокий мир;Далёко от эфирных лирМной установленные лары.
У тщательно обмытых нишВ часы внимательных закатовЯ слушаю моих пенатовВсегда восторженную тишь.
Какой игрушечный удел,Какие робкие законыПриказывает торс точеныйИ холод этих хрупких тел!
Иных богов не надо славить:Они как равные с тобой,И, осторожною рукой,Позволено их переставить.
* * *
Дано мне тело – что мне делать с ним,Таким единым и таким моим?
За радость тихую дышать и житьКого, скажите, мне благодарить?
Я и садовник, я же и цветок,В темнице мира я не одинок.
На стекла вечности уже леглоМое дыхание, мое тепло,
Запечатлеется на нем узор,Неузнаваемый с недавних пор.
Пускай мгновения стекает муть —Узора милого не зачеркнуть!
* * *
Невыразимая печальОткрыла два огромных глаза,Цветочная проснулась вазаИ выплеснула свой хрусталь.
Вся комната напоенаИстомой – сладкое лекарство!Такое маленькое царствоТак много поглотило сна.
Немного красного вина,Немного солнечного мая —И, тоненький бисквит ломая,Тончайших пальцев белизна…
* * *
Ни о чем не нужно говорить,Ничему не следует учить,И печальна так и хорошаТемная звериная душа:
Ничему не хочет научить,Не умеет вовсе говоритьИ плывет дельфином молодымПо седым пучинам мировым.
* * *
Когда удар с ударами встречается,И надо мною роковойНеутомимый маятник качаетсяИ хочет быть моей судьбой,
Торопится, и грубо остановится,И упадет веретено, —И невозможно встретиться, условиться,И уклониться не дано.
Узоры острые переплетаются,И всё быстрее и быстрейОтравленные дротики взвиваютсяВ руках отважных дикарей…
* * *
Медлительнее снежный улей,Прозрачнее окна хрусталь,И бирюзовая вуальНебрежно брошена на стуле.
Ткань, опьяненная собой,Изнеженная лаской света,Она испытывает лето,Как бы не тронута зимой;
И если в ледяных алмазахСтруится вечности мороз,Здесь – трепетание стрекозБыстроживущих, синеглазых.
Silentium
Она еще не родилась,Она и музыка и слово,И потому всего живогоНенарушаемая связь.
Спокойно дышат моря груди,Но, как безумный, светел день,И пены бледная сиреньВ черно-лазуревом сосуде.
Да обретут мои устаПервоначальную немоту,Как кристаллическую ноту,Что от рождения чиста!
Останься пеной, Афродита,И, слово, в музыку вернись,И, сердце, сердца устыдись,С первоосновой жизни слито!