Это счастье сулил мне изнеженный Лель,Это счастье сулило мне лето.О обманчивый голос! Певучая трель!Ты поешь и не просишь ответа!
Я любил и люблю, не устану любить,Я по-прежнему стану молиться,Ты, прекрасная, можешь поэта забытьИ своей красотой веселиться!
А когда твои песни польются вдалиБеспокойной, обманчивой клятвой,Вспомню я, как кричали тогда журавлиНад осенней темнеющей жатвой.
В ночи, когда уснет тревога…
В ночи, когда уснет тревога.И город скроется во мгле. –О, сколько музыки у бога,Какие звуки на земле!
Что буря жизни, если розыТвои цветут мне и горят!Что человеческие слезы,Когда румянится закат!
Прими, Владычица вселенной,Сквозь кровь, сквозь муки, сквозь гроба –Последней страсти кубок пенныйОт недостойного раба!
Усталый от дневных блужданий…
Усталый от дневных блужданийУйду порой от суетыВоспомнить язвы тех страданий,Встревожить прежние мечты…
Когда б я мог дохнуть ей в душуВесенним счастьем в зимний день!О нет, зачем, зачем разрушуЕе младенческую лень?
Довольно мне нестись душоюК ее небесным высотам,Где счастье брежжит нам порою,Но предназначено не нам.
Жизнь – как море, она всегда исполнена бури…
Жизнь – как море, она всегда исполнена бури.Зорко смотри, человек: буря бросает корабль.Если спустится мрачная ночь – управляй им тревожно,Якорь спасенья ищи – якорь спасенья найдешь…Если же ты, человек, не видишь конца этой ночи,Если без якоря ты в море блуждаешь глухом,Ну, без мысли тогда бросайся в холодное море!Пусть потонет корабль – вынесут волны тебя!
Есть в дикой роще, у оврага…
Есть в дикой роще, у оврага,Зеленый холм. Там вечно тень.Вокруг – ручья живая влагаЖурчаньем нагоняет лень.Цветы и травы покрываютЗеленый холм, и никогдаСюда лучи не проникают,Лишь тихо катится вода.Любовники, таясь, не станутЗаглядывать в прохладный мрак.Сказать, зачем цветы не вянут,Зачем источник не иссяк? –Там, там, глубоко, под корнямиЛежат страдания мои,Питая вечными слезами,Офелия, цветы твои!
Мне снилась смерть любимого созданья…
Мне снилось, что ты умерла.
Мне снилась смерть любимого созданья:Высоко, весь в цветах, угрюмый гроб стоял,Толпа теснилась вкруг, и речи состраданьяМне каждый так участливо шептал.А я смотрел вокруг без думы, без участья,Встречая свысока желавших мне помочь;Я чувствовал вверху незыблемое счастье,Вокруг себя – безжалостную ночь.Я всех благодарил за слово утешеньяИ руки жал, и пела мысль в крови:«Блаженный, вечный дух унес твое мученье!Блажен утративший создание любви!»
Офелия в цветах, в уборе…
Офелия в цветах, в убореИз майских роз и нимф речныхВ кудрях, с безумием во взоре,Внимала звукам дум своих.
Я видел: ива молодаяТомилась, в озеро клонясь,А девушка, венки сплетая,Всё пела, плача и смеясь.
Я видел принца над потоком,В его глазах была печаль.В оцепенении глубокомОн наблюдал речную сталь.
А мимо тихо проплывалоПод ветками плакучих ивЕе девичье покрывалоВ сплетеньи майских роз и нимф.
Летний вечер
Последние лучи закатаЛежат на поле сжатой ржи.Дремотой розовой объятаТрава некошеной межи.
Ни ветерка, ни крика птицы,Над рощей – красный диск луны,И замирает песня жницыСреди вечерней тишины.
Забудь заботы и печали,Умчись без цели на конеВ туман и в луговые дали,Навстречу ночи и луне!
Луна проснулась. Город шумный…
К. М. С
Луна проснулась. Город шумныйГремит вдали и льет огни,Здесь всё так тихо, там безумно,Там всё звенит, – а мы одни…Но если б пламень этой встречиБыл пламень вечный и святой,Не так лились бы наши речи,Не так звучал бы голос твой!.Ужель живут еще страданья,И счастье может унести?В час равнодушного свиданьяМы вспомним грустное прости…[1]
На вечере в честь Л. Толстого
В толпе, родной по вдохновенью,В тумане, наполнявшем зал,Средь блеска славы, средь волненьяЯ роковой минуты ждал…
Но прежним холодом могилыДышали мне Твои уста,Как прежде, гибли жизни силы,Любовь, надежда и мечта.
И мне хотелось блеском славыЗажечь любовь в Тебе на миг,Как этот старец величавыйСебя кумиром здесь воздвиг!..