Выбрать главу
Мы без ножиков не ходим, Без каменья никогда, Нас за ножики боятся Пуще царского суда.
Мать-Россея торжествует — Николай вином торгует, Саша булочки пекёт, А Маша с Треповым живет.
Люди ножики справляют, Я леворверт заряжу, Люди в каторге страдают — Я туда же ухожу.
Я мальчишечко-башка, Не хожу без камешка. Меня в Сибири дожидают — Шьют рубаху из мешка.
У нас ножики литые, Гири кованые. Мы ребята холостые Практикованные. Мы научены сумой — Государевой тюрьмой.
Молодцы пусть погуляют Вместе водочки попьют, За веселое гулянье Цепи на ноги дают.
Пусть нас жарят и калят Размазуриков-ребят, Мы начальству не уважим — Лучше сядем в каземат. Каземат, ты каземат — Каменная стенка. Я мальчишко-сибиряк Знаю не маленько. Не маленько знаю я, Не своим бахвальством. Что Россейская казна Пропита начальством. Ах, ты книжка-складенец, В каторгу дорожка, Пострадает молодец За тебя немножко. Во тюрьму меня ведут Кудри развеваются — Рядом девушки идут, Плачут, уливаются.

И т. п.

Отношение деревни к затюремщикам резко изменилось. Пострадать — с доброй воли — не считается позорным. Возвратившиеся из тюрьмы пользуются уважением, слезным участием к их страданью. Тысячи политических ссыльных из разных концов России нашли в нашем краю приют и вообще жалостное отношение населения. Революционные кружки, организованные ссыльными во всех уездах губернии, за последнее время значительно обезлюдили. Много работников как из крестьян, мещан, так и из интеллигентов, арестованы. Главный губернский комитет получает из Питера партийные журналы, прокламации и брошюры и через уездных членов распространяют по всей губернии. Из прокламаций большой спрос на письмо русских крестьян к царю Николаю II-му. Из брошюр: Что такое свобода? Хитрая механика, Конек-Скакунок — . Несмотря на гонение, распространение литературы, хотя значительно слабее 1905-6 годов, но все-таки продолжается, хотя до сих пор и не вызывает массового бунта, но как червоточина незримо делает свое дело, порождая ненависть к богачам и правительству. Наружно же вид Олонецкой губ(ернии) крайне мирный, пьяный по праздникам и голодный по будням. Пьянство растет не по дням, а по часам, пьют мужики, нередко бабы и подростки. Казенки процветают, яко крины, а хлеба своего в большинстве хватает немного дольше покрова. 9 зимних месяцев приходится кормиться картошкой и рыжиками, да и те есть не у всякого. Вообще мы живем как под тучей — вот-вот грянет гром и свет осияет трущобы земли, и восплачут те, кто распял Народ Божий, кто, злодейством и Богом низведенный до положения департаментского сторожа, лишил миллионы братьев познания истинной жизни. Общее же настроение крестьянства нашего справедливо выражено в одном духовном стихе, распеваемом по деревням перехожими нищими слепцами:

Что ты, душа приуныла? Аль ты Господа забыла? Аль ты добра не творила? Оттого ты, душа, заскорбела, Что святая правда сгорела, Что любовь по свету бродит И нигде пристану не находит. По крещеному белому царству Пролегла великая дорога — Столбовая прямая путина. То ли путь до темного острога, А оттуль до Господа Бога. Не просись, душа моя в пустыню, Во тесну монашеску келью, Ко тому ли райскому веселью. Положи, душа моя желанье, Воспринять святое поруганье, А и тем, душа моя, спасёся, Во нетленну ризу облекёся. По крещенному белому царству Пролегла великая дорога, Протекла кровавая пучина — Есть проход лихому человеку, Что ль проезд ночному душегубу. Только нету вольного проходу Тихомудру Божью пешеходу. Как ему, Господню, путь засечен, Завалён — проклятым черным камнем.

(1908)