Выбрать главу
И подумала; и где-то капал кран; и повторила: «навсегда». В обмороке, очень тихо, на пол тихо соскользнула, как вода.
8 февраля 1924, Берлин

629. ВЕЧЕР

Я в угол сарая кирку и лопату      свалил с плеча и пот отер, и медленно вышел навстречу закату      в прохладный розовый костер.
Он мирно пылал за высокими буками,      между траурных ветвей, где вспыхнул на миг драгоценными звуками      напряженный соловей.
И сдавленный гам, жабий хор гуттаперчевый      на пруду упруго пел. Осекся. Пушком мимолетным доверчиво      мотылек мне лоб задел.
Темнели холмы: там блеснул утешительный      трепет огоньков ночных. Далече пропыхивал поезд. И длительно      свистнул… длительно утих… —
И пахло травой. И стоял я без мысли.      Когда же смолк туманный гуд, заметил, что смерклось, что звезды нависли,      что слезы по лицу текут.
10 июля 1924.

630. УТРО

Шум зари мне чудился, кипучий муравейник отблесков за тучей. На ограду мрака и огня, на ограду реющего рая облокачивался Зодчий Дня, думал и глядел, не раскрывая своего туманного плаща, как толпа работников крылатых, крыльями блестящими треща, солнце поднимает на канатах.
Выше, выше… выше! Впопыхах просыпаюсь. Купол занавески, полный ветра, в синеватом блеске дышит и спадает. Во дворах по коврам уже стучат служанки, и пальбою плоской окружен, медяки вымаливает стон старой, удивительной шарманки…
5 декабря 1924, Берлин

631. ЭЛЕКТРИЧЕСТВО

Играй, реклама огневая, над зеркалами площадей, взбирайся, молния ручная, слова пылающие сей.
Не те, угрозою священной явившиеся письмена, что сладость отняли мгновенно у вавилонского вина.
В цветах волшебного пожара попроще что-нибудь пиши, во славу ходкого товара, в утеху бюргерской души.
И в лакированной коробке, в чревовещательном гробу, послушна штепселю и кнопке, пой, говори, дуди в трубу.
И не погибель, а погоду ты нам из рупора вещай. Своею жизнью грей нам воду, страницу книги освещай.
Беги по проводу трамвая, бенгальской искрою шурша, и ночь сырая, городская тобою странно хороша.
Но иногда, когда нальется грозою небо, иногда земля притихнет вдруг, сожмется, как бы от тайного стыда.
И вот — как прежде, неземная, не наша, пролетаешь ты, прорывы синие являя непостижимой наготы.
И снова мир, как много сотен глухих веков тому назад, и неустойчив, и неплотен, и Божьим пламенем объят.
1925

632. ОБЛАКА

Насмешлива, медлительна, легка их мимика средь синего эфира. Объятьям подражают облака.
Ленивая небесная сатира на тщание географа, на лик изменчивый начертанного мира;
грызет лазурь морская материк. И — масками чудовищными — часто проходят образы земных владык:
порою, в профиль мертвенно-лобастый распухнет вдруг воздушная гора, и тает вновь, как тает коренастый
макроцефал, которого вчера лепили дети красными руками, а нынче точит оттепель с утра.
И облака плывут за облаками.
25 августа 1929

633. «Перешел ты в новое жилище…»

На смерть Ю. И. Айхенвальда

Перешел ты в новое жилище, и другому отдадут на днях комнату, где жил писатель нищий, иностранец с книгою в руках.
Тихо было в комнате: страница изредка шуршала; за окном вспыхивала темная столица голубым трамвайным огоньком.
В плотный гроб судьба тебя сложила, как очки разбитые в футляр… Тихо было в комнате, но жило в ней волненье, сокровенный жар.
Ничего не слышали соседи, а с тобою голос говорил, то как гул колышущейся меди, то как трепет ласточкиных крыл,
голос муз, высокое веселье… Для тебя тот голос не потух там, где неземное новоселье ныне празднует твой дух.