1922, Москва
Лепта. М., 1995, № 26.
О революции
Справедливые зори.
Беременность мартовских рек.
Горизонт.
Ветер в тополе.
Птицы над лесом.
Чёрный пепел ночей.
Кремли облаков.
Звёзды.
Осень, рвущая в мёртвых садах
пожелтевшие письма.
Что они знают о революции?
И только собаки
В запахе ям и в жестокосердечьи детей
Чуют новое,
Смутно боятся
И помахивают хвостами.
1922, Москва
Лепта. М., 1995, № 26.
Экклезиаст
В сердце — Адамовы пальцы террора.
Богу ли выйду навстречу вечною метой?
Зарумянюсь ли новой зарёй?
Всходит солнце, ежедневное, как газета.
У Сахалина вскипела чёрная буря.
«Отче наш, иже еси на небеси».
Деревенские псы,
Усевшись, как мягкие знаки,
Слушают вой из вселенной.
Поэтесса придумала рифму к слову «анапест».
Умер профессор, похожий на Бога отца.
В сорок лет навсегда остывает звёздное чувство.
Сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы.
Слышишь?
В Кашине тренькает дождь
И свистят паровозы.
Смерть продаётся, как булки.
Далече,
Над Северным морем
Деревянные церкви гниют.
Господу всемогущему!
Делаю надпись на уставе РКП(б)
И плачу.
1922, Н. Новгород
Лепта. М., 1995, № 26.
Прощание с Иисусом
Он выходит из всех библиотек,
Из громады Храма Спасителя,
Из домов для больных и увечных…
И плачет смешной идиотик
В старомодном военном кителе
О нём — отходящем в вечность.
Солнца пьяная вишня
Растеклась за Московской Заставою,
Где курился товарный поезд.
Тёмнолицый, давнишний.
Он вступает в тёплые травы,
Как в раскрытую вечером совесть.
Ветер в синей воздушной заводи
Полоскал облаков рубашки,
Снеговые сушил бурнусы.
И горит за Крестовскими башнями,
Как последняя кроткая заповедь,
Пурпур уходящего Иисуса.
Кончен день многогромный,
Пронеслась пожарная часть,
Вянут чайные розы.
Двух воришек поймали с поличным.
И ты, мой скромный,
Войдёшь ко мне, не стучась,
И в очах твоих твои грёзы,
И мысли твои безграничны.
1924, Москва
Лепта. М., 1995, № 26.
«Этот год для нас незабываем…»
Этот год для нас незабываем —
Год, когда по улицам Ростова
Плыли дни, как светлые улыбки,
Золотым пронизанные маем.
Мы неслись, как две влюблённых птицы,
По садам, цветам и многолюдьям.
Ты — моя притихшая невеста,
Я — хмельной, поющий и мгновенный.
И когда на пыльной Темерницкой
На окне спускалась занавеска,
Трепетала родинка под грудью
И дрожали острова вселенной.
Антология русского лиризма XX века в трёх томах. Издание второе, расширенное. Т. 1. М.: Студия, 2004.
ОТРЫВОК
Блаженны мы — нищие — ибо мы не станем царями,
Блаженны печальные — ибо мы никем не утешены.
То, что мы ищем — лежит далеко за морями.
То, что мы знаем — тяжелыми солнцами взвешено.
Мы соль океанов — плывущая в небо ладья.
Вчерашнего утра больные бесцельные пленники.
Мы часто заики и нас презирает семья.
Мы — неврастеники…
1913