я отдан их вольной воле.
В безбрежном диком просторе
плыву - бесприютный странник.
И вот на реке огромной,
в буйном ее разливе,
Внезапно взлетает лодка -
сможет ли остановиться?
И вновь не могу унять я
тяжкое сердцебиенье.
Спутаны мои мысли -
кто их распутать сможет?
Все-таки снова лодка,
движется по теченью -
Пусть поднимусь к Дунтину
или спущусь по Цзяну.
Я навсегда покинул
место, где жили предки,
Странствуя и блуждая,
дальше плыву к востоку.
Всею душой, как прежде,
жажду домой вернуться.
Разве, хоть на мгновенье,
мне позабыть о доме?
Пусть на восток плыву я -
к западу шлю я мысли,
Скорблю, что моя столица
уходит все дальше и дальше.
Я подымаюсь на остров,
чтобы взглянуть на запад,
Чтоб успокоить немного
свое горящее сердце.
Но, поглядев, скорблю я:
был этот край богатым,
Живы были когда-то,
предков наших законы.
Движется мне навстречу
бешеных волн громада,
Яростная стихия
путь преградила к югу.
Древний дворец - теперь он
только развалин груда,
Камни Ворот Восточных
все поросли травою.
Сердце давно не знает
радости и веселья,
Только печаль за горем
следуют непрерывно.
Помню я: до столицы
так далека дорога -
Через могучие реки
мне переправы нету.
Так иногда бывает,
что не могу поверить,
Будто со дня изгнанья
девять лет миновало.
Горе мое безысходно,
оно не пройдет вовеки,
Сердце мое больное
сжимается от печали.
Льстивые люди жаждут
милости государя,
С хитростью их коварной
честность не совладает.
Искренний беспредельно
к вам я душой стремился,
Но мелкая зависть встала
мне поперек дороги.
Бессмертных Яо и Шуня *
сколь высоки деянья!
Слава их бесконечна -
она достигает неба.
Но клевета и зависть
бессовестных царедворцев
Теперь очернить умеют
даже великих предков.
Вам ненавистны люди
честные и прямые,
Вы полюбили ныне
льстивых и лицемерных,
Вас они окружили,
в ловкости соревнуясь.
А честный слуга уходит
все дальше от государя.
Я напрягаю зренье,
чтобы вокруг оглядеться, -
Будет ли день, когда я
к дому смогу вернуться?
Птицы - и те обратно
к гнездам своим стремятся,
Даже лиса, умирая,
взгляд к норе обращает.
А я, ни в чем не повинный,
годы живу в изгнанье,
Днем или темной ночью
разве забыть об этом?
ДУМЫ
Теснятся грустные мысли
в душе моей одинокой,
И я тяжело вздыхаю, -
скорбь моя нарастает.
Тянутся долгие думы,
как вьющиеся тропинки,
Ночная моя досада
кажется бесконечной.
Унылый осенний ветер
качает деревья и травы
И, достигая неба,
тучи мешает в вихре.
Зачем ароматный ирис *
гневается постоянно,
Зачем он мне ранит сердце
и причиняет горе?
Хотелось бы убежать мне
куда-нибудь на чужбину,
Увидеть горе народа
и стойкости научиться.
И я обнажаю в строках
скрытые свои чувства
И долго стихи слагаю,
чтоб поднести их князю.
Когда-то ты, государь мой,
был искренен и сердечен,
Часто ты говорил мне:
"Встретимся на закате".
Но посреди дороги
вдруг повернул обратно
И от меня отвернулся
к мелким и льстивым людям.
Твоя доброта былая
теперь перешла в надменность,
Лучшие твои мысли
выглядят похвальбою.
Тому, что ты говоришь мне,
уже невозможно верить,
И сердишься ты напрасно
и гневаешься бесцельно.
Мечтаю, чтоб на досуге
ты заглянул в свою душу,
Чтоб дрогнуло твое сердце,
оценивая поступки.
Не знаю, на что решиться,
мечтаю тебя увидеть,
Душа, объятая горем,
тревожится непрерывно.
Пытаюсь стихи слагать я,
чтобы открыть свою душу,
Но ты глухим притворился,
ты слушать меня не хочешь.
Я знаю: прямое слово
не сыщет расположенья,
И выгляжу я, наверно,
бельмом на глазу у свиты.
К словам моим и советам
прислушивались когда-то,
Ужели же безвозвратно
все позабыто ныне?
Поверь, что столь откровенно
я говорю с тобою,
Желая тебе достигнуть
высшего совершенства.
Три вана и пять гегемонов *
пусть служат тебе примером,
Как мне образцом для жизни
мудрый Пэн Сянь * послужит.
Ведь если вместе с тобою