«Под звонким сводом дерзкой думы…»
Под звонким сводом дерзкой думы,
Живет в стихах моих стальных,
Живет и плачет дух угрюмый
Моих желаний неземных.
«Зазвенел, задрожал тонкий лук…»
Зазвенел, задрожал тонкий лук,
И блеснула стрела золотая,
Зазвенела стрела, улетая,
И как песня ласкал этот звук.
В этой песне огонь обладанья,
В этой песне безумный порыв,
И безумная боль ожиданья,
И звенящий могучий призыв.
Прилетит к тебе песня, сверкая,
И блеснет пред тобой острие,
И звеня, и дрожа, и лаская,
Прямо в сердце вонзится твое.
БОГИНЯ СЛАВЫ («С тех пор, как род людской лукавый…»)
С тех пор, как род людской лукавый,
Плененный славой суеты,
Не чтит святыни вечной славы,
Не чтит святыни красоты, —
Весь день стоит она, угрюма.
Кругом и шумно, и светло,
Но неотвязчивая дума
Туманит вечное чело:
Ей стыдно за людей безумных!
Но из обители теней
На крыльях темных и бесшумных
Забвенье мук слетает к ней.
День отсиял, оно слетело, —
И ночи девственная мгла
На беломраморное тело
Покровом трепетным легла.
«Не славе я молюсь: дворцы…»
Не славе я молюсь: дворцы
Стоят на площади; не злату:
Оно покорно всем; разврату
Кадят — унылые глупцы…
Меж колыбелью и могилой,
Средь воплей черни площадной,
Нет песни, песни, сердцу милой,
И нет молитвы, мне родной!
К толпе («Твой грубый смех тебе прощаю…»)
Твой грубый смех тебе прощаю, —
Невыносим твой жалкий стон.
Не смей страдать: я умираю,
Твоим страданьем осквернен!
Чтоб нераздельно ненавидеть,
Чтоб наслаждаться без борьбы,
Эван, Эван, хочу я видеть,
Как пляшут жирные рабы!..
К вечности («Я чту незлобие твое…»)
Я чту незлобие твое:
Мое дыханье так условно
Я умираю, — в том виновно,
Мне изменяя, бытие,—
А ты, презрительно, спокойно,
Приемлешь мой последний день…
Ужель не встречу я достойно
Тобою посланную тень?
Пускай в лесу трепещут звери
И пресмыкаются в пыли:
Я отворю ей, молча, двери,
Я поклонюсь ей до земли.
Вечерний звон («Неуловимыми тенями…»)
Неуловимыми тенями,
Тяжелой мглою окружен,
Ты спишь с открытыми глазами —
Зовется жизнью этот сон…
Проснись, закрой надменно очи, —
Все чувства, вдруг пробуждены,
Блеснут во мгле тяжелой ночи, —
Зовутся снами эти сны…
Ты слышишь весть освобожденья?
Не верь: обманет этот звон!..
Там вечный сон без пробужденья,
Там вечной жизни черный сон.
Былое («Здесь ни палат, ни пепелища…»)
Здесь ни палат, ни пепелища
Мне рок угрюмый не судил;
Но вид случайного жилища —
Противней мерзостных могил.
И я ушел, певец бездомный!
Мне день приветливо светил,
Но бесприютно мир огромный
Меня как бездна поглотил.
Я долго бездну эту мерил
И ненавидел, как тюрьму,
В свое отчаянье не верил,
Но верил смеху своему.
«Я не отшельник и не тать…»
Я не отшельник и не тать —
И мир благословить я смею.
Порой хотел бы проклинать,
Но проклинать я не умею.
Я исхожу весь белый свет
И, в каждую влюбленный встречу,
Я на рассеянный привет
Мечтой внимательной отвечу.
Я родился, чтоб в мире жить,
Восстал, чтоб миру поклониться,
Его красою дорожить,
К его святыням приложиться.