Выбрать главу
Рыбак старший
Постой, товарищ, ты видишь, Досадные слезы мешают мне слушать.— Ну дале?
Рыбак младший
Но лучшей наградой мне было боярское слово: «Кто был твой учитель?» — измолвил он. «Бог»,— отвечал я. Боярин, из рук подавая свирель дорогую, «Играй,— мне примолвил,— без бога, как ты, не играют. Но в промысле ты не ленишься ли, рыбарь, для песней? Таланты от бога, богатство — от рук человека». «Наш промысел,— молвил я,— промысел чистый и честный», Твои пред боярином смело я высказал речи. «Разумные речи,— боярин мне весело молвил,— За них я тебя дарю еще неводом новым; Ты ж лучший твой лов продавай для меня на трапезу».
Рыбак старший
Как сказку я слышу! правдиво предвестие птицы!
Рыбак младший
Не птицы, а деда правдиво мне вещее слово: Он, дед мой, говаривал: что в кого бог поселяет, То, верно, не к худу.— Молчишь ты, любезный!
Рыбак старший
Устал я От радости сердца; скажу я короткое слово: От деда в наследство ты принял цевницу из липы, А внукам своим передай цевницу из пальмы.
Рыбак младший
И имя того, кто почтил дарование бога, Я внукам моим передам с любовию к песням.
1821

ПРОСТОНАРОДНЫЕ ПЕСНИ НЫНЕШНИХ ГРЕКОВ{*}

ВВЕДЕНИЕ

І

Намерение сделать известными европейцам простонародные песни нынешних греков не ново: доказательство, что они изобилуют не одними красотами частными, местными, но достоинством поэтическим общим, чувствительным и для других народов. Еще в 1676 году ученый француз Ла Гиллетьер в предисловии своем к сочинению Лакедемон древний и новый изъявил желание издать собрание греческих простонародных песен. В наше время отличнейшие германские писатели, сам знаменитый Гете,[1] собирали их с намерением напечатать; француз упредил: г. Фориель (Fauriel) издал собрание греческих песен, с переводом и предисловием. Первое основание сего собрания положено, как говорит издатель, знаменитым Кораем; последние песни он получал от гг. Газе, Мустоксиди и других ученых и патриотов греческих, его намерению споспешествовавших.

«Простонародные греческие песни,— говорит издатель в начале предисловия,— даже и без всяких изъяснений, каких они могут требовать, доставят некоторые новые сведения, научат оценять с большею, как доныне было, точностью, с большею справедливостью нравы, характер и гений нынешних греков.

Ученые европейцы, в продолжение четырех веков посещая Грецию, отыскивали развалины храмов, прах городов, решась наперед восхищаться над следами, часто сомнительными, вместо того, что за две или за три тысячи лет было; а восемь миллионов людей, остатки несомненные, остатки живые древнего народа сей земли классической, бросали без всякого внимания, или говорили об них как о племени отверженном, падшем, не заслуживающем ничего более, кроме презрения или сожаления людей образованных.

Таким образом, ученые европейцы не только оказывали несправедливость нынешней Греции, но вредили сами себе, своей любимой надежде: они сами отказывались от способов лучше узнать Грецию древнюю, лучше открыть то, что есть преимущественного, собственного и неизгладимого в характере и гении сынов сей земли благословенной. Не в одной черте обычаев и нравов нынешних они легко узнали бы следы любопытные обычаев и нравов древних, и таким образом составили бы себе мысли гораздо высшие о силе и твердости последних. Они открыли бы причину и более общую и более основательную той пламенной любви к отечеству, к свободе, той деятельности общественной, промышленности и предприимчивости, которым удивляются у греков древних: ибо уверились бы. что греки нынешние, даже под игом турок, более несчастные, чем униженные, никогда совершенно не теряли ни своих преимуществ душевных, ни чувства независимости; что они умели удержать народность свою, отличную от их победителей, умели сохранить, под правительством насильственным и хищным, способность удивительную к мореходству и торговле.

вернуться

1

Пукевиль в своем «Путешествии в Грецию» говорил как о слухе, будто Гете издал уже в Германии подобное собрание.— Voyage dans la Grece, t. V, p. 415.