Стихотворения
Азиат
Ты смотришь здесь совсем чужим,
Недаром бровь тугую супишь.
Ни за какой большой калым
Ты этой женщины не купишь.
Хоть волос русый у меня,
Но мы с тобой во многом схожи:
Во весь опор пустив коня,
Схватить земли смогу я тоже.
Я рос среди твоих степей,
И я, как ты, такой же гибкий.
Но не для нас цветут у ней
В губах подкрашенных улыбки.
Вот погоди, — другой придет,
Он знает разные манеры
И вместе с нею осмеет
Степных, угрюмых кавалеров.
И этот узел кос тугой
Сегодня ж, может быть, под вечер
Не ты, не я, а тот, другой,
Распустит бережно на плечи.
Встаешь, глазами засверкав,
Дрожа от близости добычи.
И вижу я, как свой аркан
У пояса напрасно ищешь.
Здесь люди чтут иной закон
И счастье ловят не арканом!
(… … … … … … … … … … …)
По гривам ветреных песков
Пройдут на север караваны.
Над пестрою кошмой степей
Заря поднимет бубен алый.
Где ветер плещет гибким талом,
Мы оседлаем лошадей.
Дорога гулко зазвенит,
Горячий воздух в ноздри хлынет,
Спокойно лягут у копыт
Пахучие поля полыни.
И там, в предгории Алтая,
Мы будем гости в самый раз.
Степная девушка простая
В родном ауле встретит нас.
И в час, когда падут туманы
Ширококрылой стаей вниз,
Мы будем пить густой и пьяный
В мешках бушующий кумыс.
1928
«Затерян след в степи солончаковой…»
Затерян след в степи солончаковой,
Но приглядись — на шее скакуна
В тугой и тонкой кладнице шевровой
Старинные зашиты письмена.
Звенит печаль под острою подковой,
Резьба стремян узорна и темна…
Здесь над тобой в пыли многовековой
Поднимется курганная луна.
Просторен бег гнедого иноходца.
Прислушайся! Как мерно сердце бьется
Степной страны, раскинувшейся тут,
Как облака тяжелые плывут
Над пестрою юртою у колодца.
Кричит верблюд. И кони воду пьют.
1929
Киргизия
Замолкни и вслушайся в топот табунный, —
По стертым дорогам, по травам сырым,
В разорванных шкурах
бездомные гунны
Степной саранчой пролетают на Рим!..
Тяжелое солнце
в огне и туманах,
Нахлынувший ветер горяч и суров.
Полыни горьки, как тоска полонянок,
Как песни аулов,
как крик беркутов.
Безводны просторы. Но в полдень
прольется
Шафранного марева пряный обман,
И нас у пригнувшихся древних колодцев
Встречает гортанное слово — аман[1]!
Отточены камни. Пустынен и страшен
На лицах у идолов отблеск души.
Мартыны и чайки
кричат над Балхашем,
И стадо кабанье грызет камыши.
К юрте от юрты, от базара к базару
Верблюжьей походкой размерены дни,
Но здесь, на дорогах ветров и пожаров,
Строительства нашего встанут огни!
Совхозы Киргизии!
Травы примяты.
Протяжен верблюжий поднявшийся всхлип.
Дуреет от яблонь весна в Алма-Ата,
И первые ветки раскинул Турксиб.
Земля, набухая, гудит и томится,
Несобранной силой косматых снопов
Зеленые стрелы
взошедшей пшеницы
Проколют глазницы пустых черепов.
Молчит и готовится степь к перемене.
В песках, залежавшись,
вскипает руда, —
И слушают чутко Советы селений,
Как ржут у предгорий, сливаясь, стада.
1930
Конь
Топтал павлодарские травы недаром,
От Гробны до Тыса ходил по базарам.
Играл на обман средь приезжих людей
За полные горсти кудлатых трефей.
И поднимали кругом карусели
Веселые ситцевые метели.
Пришли табуны по сожженным степям,
Я в зубы смотрел приведенным коням.
Залетное счастье настигло меня —
Я выбрал себе на базаре коня.
В дорогах моих на таком не пропасть —
Чиста вороная, атласная масть.