Ромул, что ты родился от старинного римского рода,
Доблесть свидетель тому и прирожденный талант.
И утонченные нравы, что в сердце несешь умудренном,
К славным искусствам любовь, что высока и сильна.
Мальчик, ты только начни воспевать латинян Камены,
Звонкую лиру будя плектром певучим своим.
Мальчик, начни познавать вещей причины, — собою
Что должно обнимать звезды, края и моря.
Мальчик, начни восходить на вершину доблести славной,
Нравы прекрасные ты, — кроток душой, — постигай.
Почести так у тебя многоликие все соберутся,
И величайшей хвалой счастлив ты будешь всегда.
55. О четырех молитвах[634]
Вышних моли четырех, чтобы роком ты не был застигнут:
Долгое время тогда счастие будет с тобой.
Если, во-первых, придешь в города ты, быть может, чужие,
Да не постигнет тебя гостеприимство тюрьмы.
Пусть неприятны тебе покрывала пуховые будут,
Ибо недужных удел вечно под ними лежать.
После проси, чтоб тебя беззаконье не слишком теснило, —
Ведь беззаконье всегда шествует перед бедой.
После проси, чтоб тебе не едать целебных приманок,
Тех, что обычно врачи носят в шкатулках своих.
56. К Рейну, который изобрел искусство книгопечатания[635]
Рейн, наш отец, пред тобою в долгу и небесные боги,
Как и все то, что собой кормят земля и вода,
Ибо стараньем твоим труды возвеличены ныне
Пишущих, ныне для всех труд возвеличен благой.
Значит, лишь с малым усильем то медные литеры пишут,
Что до того не могла сделать и тысяча рук.
57. О печатнике галле[636]
Гусь от Тарпейской скалы отгоняет подкравшихся галлов,
И почитают за то в храмах священных его.
Этого галл не стерпел, — у пера он гусиного отнял
Славу, чтоб ныне никто перьями и не писал.
58. Об итальянских историографах[637]
У итальянских трудов непременна одна лишь забота:
Только бы Рим восхвалить, только б деянья свои.
Кесарь в тевтонской земле соделался именем славен, —
Что же история? В ней лишь помянули его.
59. Эпитафия соловья[638]
Милым я был соловьем, поющим без умолку песни,
Сладостным горлышком я в дивных напевах царил.
Было то время, когда для любого весеннюю пору
Феб отворял, возрождал солнцем прекрасные дни.
Мальчик меня безрассудный на волю неверную как-то
Выпустил тут, заключив, что уже лето пришло.
Ярый Борей между тем из пределов обрушился скифских,
Хладными ливнями он все мое тело потряс.
После и жизни отраду изгнал у меня он из тела,
10 Холодом запер навек звонкие песни мои.
Мальчиков я убеждаю: заботьтесь о том, чтоб на волю
Певчих не выпускать, если Плеяды зашли.
60. Об утопленной гидромантке[639]
Воск прорицающий свой излила фессалиянка щедро
И в очертаньях ему плавать различных велит.
На основании их предсказать всем судьбы сумела,
Также и то, что уже в прошлом свершилось давно.
Но вот своей-то судьбы не сумела постигнуть, — зашита
В кожаный мех и свою смерть обретя среди волн.
Фурий измыслили трех поэты ученые в песне,
Из Ахеронта кого Матерь-Земля принесла.
Троица эта — созвездья, что вихрятся в мире огромном,
Те, что обилием бед наши тревожат сердца.
Гнев вредоносный, постыдную страсть, наслажденье слепое, —
Все возбуждают они распри средь смертных людей.
Их неизменно мудрец укрощает решением верным,
Чтобы не стали они гибелью злой для него.
Но так как Матерь-Земля, говорят, их всех породила,
10 То лишь в умах на земле и оседают они.
Значит, каждый дерзай, кто небесных Камен почитает,
И, умудрен, этих трех прочь из души изгони.
вернуться
55. О четырех молитвах. Горькая ирония этой эпиграммы отражает житейский опыт самого поэта, постоянно вынужденного скитаться по разным городам и имевшего все основания сетовать на врачей.
вернуться
56. К Рейну... Характерно, что в этих стихах о книгопечатании Иоганн Гуттенберг не назван: споры о приоритете в изобретении книгопечатания происходили уже во времена Цельтиса.
вернуться
57. О печатнике галле. Скорее всего, Цельтис путает франков (Гуттенберг — франконец, т. е. франк) и галлов (кельтов), в 390 г. до н. э. ночью штурмовавших Римский капитолий, но отбитых из-за гогота священных гусей Юноны («гуси Рим спасли»).
вернуться
58. Об итальянских историографах. Ср. «Похвалу Глупости» Эразма Роттердамского (1508): «Итальянцы присвоили себе первенство в изящной литературе и красноречии, а посему пребывают в таком сладостном обольщении, что из всех смертных единственно лишь себя не почитают варварами. Этой блаженной мыслью более всех проникнуты римляне, которым доселе снятся приятные сны о древнем Риме». В обоих случаях объектом критики скорее всего могли послужить труды Флавио Биондо, особенно «Italia illustrata» (1459, изд. в 1472 г.), в полемике с которой Цельтис задумал коллективный труд «Germania illustrata».
вернуться
59. Эпитафия соловья. Плеяды зашли. — Признак осени.
вернуться
60. Об утопленной гидромантке. Фессалиянки считались в древности колдуньями. Гидромантия — гадание по воде и плавающим предметам.
вернуться
61. О трех фуриях. Использование образа «адской троицы» Цельтисом могло иметь и двоякий смысл, служить аллюзией троицы христианской — сравн. диалог У. фон Гуттена «Вадиск, или Римская троица» и рисунок Грюневальда, обычно называемый «Адская троица» или «Римская троица».