Что ты все требуешь, Ян, от меня эпитафии, — ты ведь
Будешь достоин еще долгое время прожить.
Я ведь желаю, чтоб ты еще долго в живых оставался;
Пусть не тебе пропою песнь погребальную я.
Некогда славным я был среди Норика стен гражданином,
Древнее имя нося Коклесов рода тогда.
Был среди избранных я при дворе баварского князя,
Был справедливости страж и благочестья адепт.
В этой земле буду я погребен, когда тело покинет
Дух мой и к звездам затем вышнего неба взлетит.
Розовым ликом когда возвратит нам завтрашний светоч
Феб и к восточным волнам звезды изгонит небес,
Цельтис твой репоед при знаменье добром вернется,
Слово последнее тут скажет тебе он: прости.
Но, чтобы, радостен, я под счастливою вышел звездою,
Пусть не явится к нам кружка пустая вовек.
11. О двух уходящих друзьях
Сам я недавно лишенным друзей своих двух оказался,
Кто в непохожих мольбах плачут о судьбах своих:
Этот, — поскольку оставить любезную должен подружку;
Сетует тот, что теперь Муз покидает моих.
Вот и скажите, кто лучшим моим является другом, —
Тот, кого шлюха взяла, — тот, — кого мой Аполлон.
12. О коршунах Рима, которых зовут куртизанами[671]
С дюжиной коршунов Ромул, когда он во оное время
Рим основал, говорят, птицам он это сказал:
«Птицы, летите мои, вы простертые чуете трупы
Издали, и пиршество щедро сбирайте свое;
Тучных приходов себе и кладбищ обширных ищите,
Коих и ночью и днем пусть ваше чрево пожрет».
13. Слово Ромула к римлянам[672]
Я весталкой рожден и волчицею дикою вскормлен,
Коршунов хищных призвав, царство свое основал.
Пусть в свой черед вас постигнут три гнусности, граждане, этих:
Блуд и обжорство, еще алчного сердца корысть.
Пусть же ни право святое, ни гнев вас богов не подвигнет,
Марс — высший в небе отец, все да покроет собой.
Древле дарили владыки дары свои щедро поэтам,
Август великий и вся отрасль святая его.
Но вот наш Кесарь от нас же дерзает требовать денег,
Чтобы на пальцах у нас кольца исчезли совсем.
Как далеко отстоит наше время от тех стародавних,
В коем нет страсти иной, кроме стремленья к деньгам.
Как разливается блеск от зеркального ровного круга,
В плотное тело когда свету войти не дано,
Так вот и Феб в облаках, лучи разливая, дробится
И разноцветным ковром красит все воды вокруг.
16. Почему Ирида является в виде поперечника
Клонится солнце к закату, встает ли оно на восходе,
Тут между ними дугой пестрые брызги встают.
Смотрит один конец сей дуги водяной к антиподам,
И к погребенным — другой; это Ирида творит.
Лишь увидала Луна, что Феб разноликие цветы
Распространяет и люд множеством дарит чудес,
Не потерпела, — в ночи, говорит, такова моя сила,
Что при дневных небесах дал сам Юпитер тебе.
Значит, когда этой ночью весь мир наполнится мною,
Сделаю я, что в моих встанет Ирида лучах.
18. О семи чудесах света[674]
Семь в целом мире чудес были эти известны, о коих
Древняя в многих трудах передается молва:
Марс-Копьеносец, среди изваяний богов знаменитый,
После Фарос, — затемнял Нила он воды собой.
Феба Родосский Колосс исполинской своею громадой,
Беллерофонта еще конь, что в Магнесии был.
И Гераклеи театр, в изгибе горы иссеченный,
Бани целебные там, дивные величиной.
Храмы, какие давно амазонки воздвигнули девы,
10 Где средь эфесских вершин правит Диана сама.
Далее обыкновенно сюда причисляют иные
И Лабиринта ходы, те, что построил Дедал.
19. О семи планетах к семи электорам
вернуться
8. К Яну Коклесу. Иоганн Лёффельгольц (1448—1509), получил образование в Падуе и был советником по вопросам права при городском Совете в Нюрнберге. В 1503 г. назначен Максимилианом I членом Имперского суда в Регенсбурге. Брат его Георг был настоятелем собора в Пассау (см. Од. II.. 15).
вернуться
9. Эпитафия его же. Прижизненные эпитафии не редкость — сам Цельтис при жизни заказал свое изображение-эпитафию Гансу Бургкмайру. Норик — Нюрнберг. Древнее имя... Коклесов... — латинизация немецкого имени «Löffelholz» (букв. деревянная ложка) — по-латыни ложка «coclea» Коклес — букв. «одноглазый», прозвище легендарного римского героя V в. до н. э. Цельтис, конечно, с типичной для гуманистов сознательной льстивой фальсификацией, намекает на происхождение от этого древнего римского рода.
вернуться
10. К Коклесу. Отклик на тот же прижизненный заказ на эпитафию. Лёффельгольц пережил Цельтиса, и о «последнем слове» поэтому говорить не было повода.
вернуться
12. О коршунах Рима, которых зовут куртизанами. Куртизанами («curtisanos») во времена Цельтиса называли придворную челядь папского двора. Само слово — французского происхождения, видимо, возникло в период Авиньонского папства в XIV в. и первоначально употреблялось только в женском роде, обозначая женский персонал папского двора, с тем смыслом, который сохранился в слове «куртизанка». По легенде об основании Рима, коршуны предрекли Ромулу его славу — Цельтис сознательно употребляет, говоря о добыче коршунов, слово «приход» (parrochia), чтобы яснее было, кого он подразумевает под римскими коршунами-куртизанами.
вернуться
13. Слово Ромула к римлянам. Здесь особенно очевидны цельтисовские истоки сатиры Ульриха фон Гуттена: три гнусности предвосхищают триады «Вадиска».
вернуться
14. О Кесаре. Выражение разочарования Цельтиса в императоре, очевидно, относящееся к самым последним годам XV в.
вернуться
18. О семи чудесах света. 19. О семи планетах... 20. О том же. См. выше эпод 14.