Яд смертельный когда Урсулы жизнь унес,
Кто меня извела, нежная, страстию,
И, плутовка, велела
Строфы строить фривольные,
Мне, кто предан всегда скромным лишь песням был,
Сотоварищам всем милым неся дары,
Средь которых мне ведом,
Мил душой просвещенною
И древнейшим рожден родом кто кавков был,
10 Ты, Гресмунд, там где часть Альп у Обнобии[278]
Среди гор высочайших
Поднялася за Рейном ввысь,
Хладны горы, и с них множество рек течет,
И тебя, Рейн-отец, щедро они поят;
Майн, Липия и Рура,
Лона, лозам враждебная.[279]
Ты, однако, Гресмунд, Вакха дары ценя,
Для отчизны потерь все ж избежал от них,
И ты вскоре уходишь,
20 Мудрый, в город Могунцию.
Нет у Рейна реки града обильнее
Безупречными столь нравами жителей,
И дары он Лиэя
Предлагает как щедрый дар;
Помню, часто с тобой брали мы те дары,
Когда неба звезда круг совершала свой
И ко сну призывал уж
Разделяющий час петух.
Прочь кручину гони ты из души своей
30 И угрюмость с лица! Судьбы приносят дни,
Что в бегущие годы
Обрекают Плутону нас,
Где уже никаких чаш не вкусить тебе,
Что у струй родились Рейна, но, сам космат,
К водам Леты завистным
Повезет на ладье Харон.
Дети тут и жена[280] сразу получат все,
Что трудами себе многими создал ты,
И наследника узришь
40 Сердцем неблагодарного.
Сильней Камены дуйте сладчайшие
В свирели, песней славите кто мужей,
Бессмертье ваше возлюбивших,
И озаренными кто трудами
Все ваши книжки, пылью покрытые,
Вновь украшают новыми жертвами
И им убежища даруют,
Чтобы лелеял их воздух чистый.
Таков, рожденный росных вблизи брегов
10 Мозеллы, песни стоит Тритемий мой;
Он из ключей пил ваших, Музы,
Вы осчастливьте его дарами,
Он, благородный, трех языков знаток, —
Латыни, греков, также древнейшего,
Как и всего, что в давних книгах
Песни таинственного пропели.
Он первым в храмах, древности следуя,
Здесь объясняет, струи почто звенят
Мозеллы с Рейном, в чем причина,
20 Что Океан неспокойный бьется.
Он, щедр, обитель, — свой монастырь родной
Восстановляет, стены украсив в нем
Стихами греков, римлян, также
Древнееврейскими равно с ними.
Гостеприимный, с радостным он лицом
Между друзьями делит свои дары,
И Вакха жар с обильем разных
Моря солений, и с той едою,
Что в наших тихих водах сумеет взять,
30 Приготовляет к щедрому он столу,
Ведь сам он не вкушает мяса,
Пифагорейский блюдя обычай.
Капусты стебли, листики зелени
Он ест, и крепче став от еды такой,
Пьет молоко овечье, — этим
Он утоляет вседневно голод.
Такая пища предкам была мила,
Когда шафрана с перцем не ведали
В домах у нас, и чужеземных
40 Врач не отваривал в них растений
Для злой подагры и лихорадок всех,
Что днесь терзают хилые все тела,
Когда и днем и ночью блуду
Мы предаемся с обжорством вкупе.
Ио,[282] куда же, Вакх, ты влечешь меня?
Здесь о пороках песен не надо петь,
Но высших всех похвал Тритемий, —
Наша краса, — заслужил награду.
Он скромен ликом, нравом еще скромней,
50 Он трезв над чашей, но остальных друзей
Охотно побуждает души
Увеселять беззаботным Вакхом.
Затем средь пира эллинов свитки он
Всем предлагает, также еврейские,
Написанные им, и все, что
Галлов друиды внесли к тевтонам.
вернуться
Дитрих Греземунд (1475—1512) — майнцский каноник, поэт, один из выдающихся гуманистов, член «Рейнского сообщества», автор посвященного Иоганну Тритемию философского труда о 7 благородных искусствах (1494). Цельтис гостил у него в Майнце. Кавки — хавки, древнее племя, расселявшееся между Эмсом и Эльбой; катты — хатты, в нынешнем Брауншвейге.
вернуться
Обнобия. — Букв, «заоблачная высь», в данном случае, по-видимому, подразумевается наиболее возвышенная часть Франконского леса близ Байрейта (Сосновый лес), где берет начало Белый Майн.
вернуться
Майн, Липпе, Рур, Лан — притоки Рейна; но начало их, за исключением Майна, не имеет отношения к Альпам.
вернуться
Дети тут и жена... — Отвлеченная морализация: Греземунд, как каноник, не мог иметь законной семьи.
вернуться
«Друид» — жрец, служитель культа у древних кельтов. Цельтис употребляет этот термин часто как обозначение монаха-бенедиктинца. Иоганн Тритемий, собственно: Триттенгейм, родом из Гейденберга на Мозеле (1462—1516) — один из выдающихся, хотя и очень противоречивых немецких гуманистов. Феноменальные лингвистические способности, создание в руководимом им Шпангеймском аббатстве библиотеки древних авторов, труды, позволяющие считать его основателем научной библиографии, сочетались с занятиями оккультизмом, с убежденной борьбой против ведьм, с созданием подложной «Франкской хроники Гунибальда», на которую он ссылался в своих исторических трудах. Пользовался бесспорным уважением всех современников-гуманистов; знаком этого является и ода Цельтиса.