1. К Кесарю Фридриху, на созвание князей против турок[337]
Грядут златые времена, пророками
Предсказанные древними:
Державный Кесарь Фридрих всепобеднейший
Князей сзывает в курию,
Дабы рассеять вышней силой вражии
Грозительные полчища!
Не так ли древле созывал в заоблачье
Юпитер небожителей,
Когда землею братья порожденные[338]
10 Толпою в небо грянули,
Кто Пелион, кто Оссу дерзко вскинувши
На кручи Олимпийские
И настигая колесницу Фебову
И звезды, в небо вбитые,
Меж тем, как Тифоэй[339] гремящим голосом
Звал сокрушить Юпитера?
А тот, взглянув на злобный вид мятежников
С высокомерным хохотом,
Длань красную простер к трезубой молнии,
20 Откованной циклопами,
И оба неба обагрились черными
Гремящими перунами,
А земнородных поглотило полымя
Под скалами Тринакрии![340]
Так ты, о Кесарь, в славном сонме правящий
С князьями благоверными,
Внемли моленьям, прегради враждебные
Неистовые натиски,
Уже под нашим небом посягнувшие
30 На вышнего Юпитера;
А мы, доколе звезды поднебесные
Путям законным следуют,
Доколь чешуйный род в пучинах плещется,
Сад — зеленеет травами,
Доколе Истр извилистыми руслами
Томит брега Евксинские, —
Дотоле будем возносить до горних звезд
Хвалу победоносному!
2. К бранчливому игроку, гласит игральная кость
Зачем, злодей, хулишь меня, невинную,
В твоей незрячей ярости?
Зачем скликаешь с неба громы божии
И моры неисцельные?
Зачем врагам сулят уста бесстыдные
И гнев богов и каторгу?
Зачем сурово хмуришь бровь над взорами,
Как ярый вепрь, как злой медведь?
Не я, не кость — причинница безумств твоих,
10 Не я богов разгневала;
Четверкой обернусь ли я, пятеркой ли,
Шестеркой ли желанною,
Или одними лягу единицами, —
Виной рука метнувшая!
Итак, смири свой дух, узды не знающий:
Играй, но с речью кроткою!
А если не уймешься — обретешь во мне
Четвертую Эриннию![341]
3. Об игроке, который, отыгрываясь, дал вырвать себе зубы[342]
Сидел упрямец за игрой, упрямствуя,
И не жалел имущества.
Вот, наконец, для денег приступив к игре,
Остался он безденежен.
Тогда кафтан он скидывает с поясом,
С кинжалами и шпагою,
И тотчас это все уносит проигрыш,
Удел Фортуны ветреной.
Тогда вверяет ненасытец случаю,
10 Моля богов о помощи,
Покровы ляжек, бедр, и ног, и голеней,
И даже ткань нательную;
Но ни один не внял из небожителей
Молитвам ненавистного,
И он, нагой, скрежещущий проклятьями,
Стал ставить ставкой сам себя.
Разинув рот, показывает зернщикам
Резцы свои передние:
«Смотрите, верьте: их теперь я выложу
20 На выигрыш иль проигрыш!»
Когда и их щипцами проигравшему
Соперник жадный выломил,
«Смотри, — кричит безумец окровавленный, —
Резцам вослед клыки идут,
А ежели и к ним мой рок немилостив,
То коренные выставлю!
Не ужасайся: все, о чем условлено,
Сполна тебе я выплачу —
Недаром тридцать два мне зуба считаных
30 Даны в удел природою».
Едва кровавым ртом он это вымолвил, —
Являются тюремщики,
Влекут его в застенок и нещадными
Бичуют спину розгами,
А после, в самый час рассвета росного,
Плетьми — да прочь из города!
вернуться
В издании «Од» 1513 г. «Книга эподов» помещена непосредственно за IV книгой од. Сам термин «epodes» обозначает лирическое стихотворение (за исключением элегического дистиха), в котором длинный стих чередуется с коротким (например, ямбический триметр с диметром). Написанные, несомненно, в разные годы, эподы Цельтиса по внутреннему содержанию ближе всего к его одам, составляя как бы пятую, дополняющую, книгу од.
вернуться
Вероятнее всего датировать этот эпод весной 1487 г., т. е. временем увенчания Цельтиса лаврами, происходившего на рейхстаге в Нюрнберге. Основная цель рейхстага была выражена в обращении Фридриха III к князьям по поводу продления срока имперского мира (запрещения междоусобных войн) и обсуждения похода против турок и обороны против венгров.
вернуться
...землею братья порожденные... — Гиганты, дети Геи-земли, дерзнувшие подняться на богов Олимпа.
вернуться
Тифоэй (или Тифон) — сын Геи и Тартара, чудище со 100 головами, отец ураганов; побежденное, погребено под Этной и злобно выбрасывает потоки лавы и огня.
вернуться
Четвертую Эриннию! — См. выше. Од. IV, 9. Обычно насчитывались три Эриннии (фурии) — Алекто, Тизифона и Мегера.
вернуться
По морально-дидактическому характеру и экспрессивности эти два эпода (3, 4) приближаются к проповеднической риторике, напоминающей фацетии Августина Тюнгера (1486) и отчасти Од. III, 14 — к юноше Бооту.