Стихотворения

Чернь простодушно хранит уваженье к священному сану,
Крепко внушенное ей вместе со страхом богов.
Но над простыми людьми смеются небесные боги
И прикрывают вину преосвященных мужей.
И как изваянный встарь кумир богини Молчанья
К запечатленным устам пальцы свои прижимал,
Так он теперь грехи иереев скрывает от света,
Не позволяя о них речь к небесам обращать.
Сколь опрометчивый шаг[424] совершил когда-то Григорий
60 В те времена, как у нас Первый царил Фридерик!
Будучи сам холостым, запретил он священникам браки,
Так что святая их жизнь стала доступней грехам.
Стыд не препятствует им бесчестить девушек юных
И беззаконную страсть тайно в себе разжигать.
Тем же, кто ранее был доволен одною любовью,
Ныне обычай дает вволю ласкать не одну.
После святой отец, одаренный обширным семейством,
С помощью денег спешит свой узаконить приплод,
В блуде рожденный приплод, который отцова гордыня
70 И материнская страсть в диком союзе творят.
И сознавая себя отцом святого потомства,
Он именует себя внуком Юпитера сам.
Самое гнусное в том, что сыны священного храма
Рады позором своим чваниться перед людьми,
Ибо никто превзойти их не может неистовством чресел,
Глотку же им никакой пищей насытить нельзя.
Полон такими мой край, и рейнский край, и дунайский,
И на кривых берегах Севера тесно от них.
О досточтимый, святой, любовью возвышенный подкуп!
80 Выйти в согласие с ним может внебрачный любой.
Юлиев стерт закон, и всякий, в разврате рожденный,
Может теперь без труда в знатные люди попасть.
И хоть во всех остальных законах главное — Кесарь,
Все же такое ему было бы не по душе.
К нежным, однако, стихам мы в песне своей возвратимся,
Эльзула, чтобы продлить нашу с тобою любовь.
Горе мне! Где в небесах ни стояла златая Венера,
Всюду подруга моя — или добыча попов
Или того, кто ловок скакать и в Марсовой службе
90 Твердые копья метать неумолимой рукой.
Все же всегда в разладе таком виновней священник —
Он покупает подруг с помощью денег святых.
В распоряженье у них обеды с запахом жирным,
Бог тирсоносный готов вялый их срам возбуждать, —
Вот почему никто снести не может мучений,
Что достаются потом женщине ночью святой.

Нет, пусть лучше Плутон меня ринет безжалостно в Тартар,
Эльзула, если с тобой наша продлится любовь!
Как этот жар души успел ослабеть и наскучить!
100 Знает Юпитер, что я больше тебя не люблю!
Я изберу себе ту, кому по душе мои песни,
Кто пожелает себя в книгах моих сохранить.
Будь же здорова, и прочь уходи из этого дома —
Пусть моя дверь для тебя будет навек заперта!
Я предпочел бы влачить мою жажду в полях каменистых
В пору, когда Аполлон Раку вверяет свой свет,
Здесь, где за Истром меж скал по норским селеньям крестьянин
Свой трехъяремный плуг тянет тремя лошадьми,
Где никаких родников не питают иссохшие пашни,
110 Но из одних лишь прудов воду стоялую пьют.
Мне Герцинский желанней хребет, заросший лесами,
Или Абнобский, что весь кручами скал окружен, —
Только не ты, без конца игравшая нашей любовью
И приносившая мне плутнями столько вреда.