Выбрать главу
Молвив такое, она мой меч у меня вырывает, — 80 Но на Летейском уже сон мой витал берегу. «Рейн предо мной, — я сказал, — о Рейне и петь наши песни: Все называют его цветом германской земли. Ты же теперь прости, любимая вечной любовью, Эльзула, чьею красой славится славный Дунай! Истр, однако, скорей отпрянет от зыби Евксинской, Чем перестанет гореть сердце любовью к тебе, — Ибо сколько земель ни лежи между теми, кто любит, Их дорогие сердца все-таки вместе навек.

12. О том, как сочинитель в мартовские календы был жестоко избит и ограблен двумя разбойниками

Долго никто бы не смог бродить по целому свету И не подвергнуть себя риску в опасном пути. Нам временами судьба препятствует властным напором, Бег своего колеса нам устремив поперек. Твари живые, во всем друг другу подобные видом, Будь то в воде, на земле иль на текучих ветрах, Общею жизнью живут всегда в согласном союзе, Не истребляя своих братьев в кровавой борьбе. Когти кривые свои не точит на коршуна коршун, 10 Не был видан никем волка терзающий волк, Щука щуки не жрет, не ест лягушки лягушка, Только меж разных пород вечно ведется война. И лишь один человек по природе так своеволен, Что к человеку идет, вооруженный мечом, И затевает, душой разъярясь, жестокие брани В алчном влеченье своем к золоту и серебру.
Было время весны, когда наступают календы, Имя которым как раз Марсом жестоким дано. Вспять из австрийских краев беззаботно ехал я, Цельтис, 20 В Норик[431] правя коня к достолюбезным стенам, Где благородный мой друг Вилибальд Пиркгеймер[432] умеет Греческим слогом своим знатно украсить латынь, Где и другие живут собратья по верному толку, — Мы философией все связаны были святой. Вот безо всяких помех миновал я Баварские земли, От Ратиспоны свой путь к Норским направив полям, Был на средине пути я в этой счастливой поездке, Ехал верхом и считал путь безопасным вполне.
Место есть там, где холмы дугой огибают долину, 30 Лес сосновый густой с двух подступает сторон, В тесном пространстве меж них дорога становится узкой И среди топких полей к озеру дальше ведет. Вдруг два злодея ко мне из леса слева и справа, Оба с мечом и копьем, с двух подбегают сторон! Первый по голове оглушил меня сильным ударом И по плечам и спине много побоев нанес. (Дважды десять дней виднелись эти побои, Ибо разбитая в кровь кожа была в синяках). Ловит другой коня за узду и держит за повод, 40 Страшные раны нанесть мне угрожая мечом. Вышиблен я из седла и лежу на земле распростертый, Лишь вполовину живой телом своим и душой. Мигом они обирают мое лежащее тело, Сорваны были с меня пояс с дорожной сумой, И золотое кольцо у меня похищено с пальца, И из паннонских краев лента с шитьем золотым. С этой добычей они опять скрываются в чащу, Чтобы извлечь из нее золота малую кладь. Видя, что много добыть надежда их обманула, 50 Быстро вернувшись, кричат в уши такие слова: «На ноги встань, — говорят, — на коня садиться не вздумай! Ныне тебе иной мы уготовили путь: Знаем, что триста монет золотых с собою везешь ты, — Если их нам не отдашь, мертвым тотчас упадешь!» С злобой в глазах, с угрозой в лице разбойник хватает И осыпает меня градом ударов опять. Он поволок меня в лес со своим товарищем вместе, Грубым толчком на земле тело мое распростер И наголенники с ног сорвал у меня беспощадно, 60 Думая в них отыскать золото, скрытое мной. Мрачно он начал затем мое осматривать платье, Шаря во всем, что сумел с тела сорвать моего, И не найдя ничего, опять мечом угрожая, Оба решили меня скорою смертью казнить.
вернуться

431

Норик — Нюрнберг.

вернуться

432

Виллибальд Пиркхеймер (1470—1530) в 1495 г. вернулся из Италии, где он, отпрыск богатого патрицианского рода, учился в Падуанском и Павийском университетах и сразу занял видное место среди нюрнбергских гуманистов.