Тут возопил я: «Друзья! — воздев умоляюще руки, —
Жизнь пощадите, прошу, жизнь пощадите мою!
Ранящий меч, молю, не вонзайте в невинное тело,
Жизни моей у меня не отнимайте, молю!
Езжу туда и сюда я, Цельтис-философ, по свету,
70 И философия мне денег иметь не велит.
Все, что со мною сейчас, друзья, прошу вас, возьмите
И хоть нагим и босым, но отпустите меня!
Вот вам моя рука, протяните и вы свои руки,
Я же на это в ответ вам обещание дам:
Честью ручаюсь, друзья, что вскоре священником стану,
И обещаю за вас вышнего бога молить!»
Этими просьбами я их сердца жестокие тронул
И отвратил от себя мне угрожавшую смерть.
Оба уходят, гордясь добычей, довольны поживой,
80 И позволяют уйти пешим дрожащему мне.
Если же (как говорят) от неба судьбина зависит
И управляют любым жребием звезды с небес, —
Неосторожен я был, не подумав, что были опасны
Звезды в моих небесах в тот незадачливый день:
Ибо стояла Луна как раз напротив Сатурна,
Марс глядел на Луну, стоя напротив нее,
Был с Юпитером Марс воинственный в соединенье,
И благосклонность его к доле моей подавил.
13. К Дунаю, чтобы он своею силою оберегал красавицу в ее плавании в Паннонию
Истр, ладами семью спешащий к Евксинскому Понту,
Мимо различных племен льющийся мощной рекой,
Абноба скудным тебя испускает из горных истоков
Там, где у Кесаря есть храм и воздвигнут алтарь;
Ты через свевов течешь, оттуда пашнями к Альпам,
Где по селеньям своим племя баварцев живет,
Где издалека видны расписные дворцы ингольштадтцев
И на базаре мычит шумное стадо коров.
Здесь Филомуз,[433] по всему молвою прославленный свету,
10 Блещет наукой, умом и дарованьем певца.
Ты Ратиспону потом и стены патавские моешь,
Там, где Ильз и Эн рады, сливаясь с тобой.
Здесь Пиерийский Гракх[434] вдохнул живительный воздух
И вдохновенно пропел песни, достойные Муз.
Сделавшись больше, спешишь оттуда в Австрийскую землю,
В край, в который войной вторгся паннонский король.[435]
Знаю, разрушены здесь дома, разбежались крестьяне,
Мрачные пашни лежат, облик былой потеряв;
Знаю, здесь пышных садов Фридерика и Кесаря много,
20 Много дубов, что своей Кесарь посеял рукой;
Знаю, изваяна здесь из огромного камня гробница,
Кесаря в ней заключен непобедимого прах;[436]
Знаю, что здесь живут из Альп зобатые люди
И что в полях мужики часто бессильны умом —
Вред им приносит густой, в горах коченеющий воздух
С черной густою водой из-под альпийских снегов.
Далее Драва течет, а за нею шумная Сава,
Две полноводных реки, обе впадая в Дунай;
Много на их берегах стоит городов у альпийцев —
30 Славятся Грек, Фризиак, Юлих, а также Лабак.
Дале Белград — близ него толпа свирепая турок
Часто могла испытать натиски наших мужей.
Ну, а с другой стороны — красота Америнской долины
Там, где высокий Тироль голову поднял до звезд,
Где, изгибаясь, Атез подходит к Альпам Тридентским,
Прежде чем хлынет волной в Адриатический вал.
В мире обширнее нет, чем город, лозою обильный:
Гордое имя свое[437] он от вина и несет.
Там и будет жить любовь моя, мне изменивши, —
40 Эльзула, горькая мне радость баварской земли.
Я ее с жаркой мольбой тебе, Дунай, поручаю
С тем, чтобы судно ее шло безопасным путем.
Пусть сохранит чистоту и цетских вин не коснется,
Если австрийцам внаймы станет свой рот отдавать,
Как и всё, что затем последует. Ты ей напомни,
Чтобы она соблюла чресла свои в чистоте, —
Ибо ежели Вакх разбудит Венерину силу,
То и матроне легко вовсе лишиться стыда.
Этим известны как раз австрийские жаркие бани
50 Невдалеке от твоих, Вена, просторных полей.
Здесь когда быстрый корабль побежит вдоль прибрежных обрывов
И по расселинам скал эхом волна зашумит
И, огибая кругом высокий каменный остров,
На перекатах крутых вдруг зарокочет вода, —
Будь ты подруге моей защитой, отец-благодетель,
Пусть она в гавань твою с радостью сможет прибыть!
Если желанье мое подтвердишь ты доброю волей,
В песнях моих ты найдешь славу великую, Истр!
Много в пути городов миновав, затем твое русло
60 Все же ладами семью в море впадет наконец.
вернуться
433
вернуться
435
вернуться
436
вернуться
437