И длится, длится поневолеТяжелых мыслей череда,И снова слышно, как над полемНегромко стонут провода.
Трещат крещенские морозы.Идет народ… Все глубже снег…Все величавее березы…Все ближе к месту человек.
Он в ласках мира, в бурях векаДостойно дожил до седин.И вот… Хоронят человека…– Снимите шапку, гражданин!
Прощальное
Печальная ВологдадремлетНа темной печальной земле,И люди окраины древнейТревожно проходят во мгле.
Родимая! Что еще будетСо мною? Родная заряУж завтра меня не разбудит,Играя в окне и горя.
Замолкли веселые трубыИ танцы на всем этаже,И дверь опустевшего клубаПечально закрылась уже.
Родимая! Что еще будетСо мною? Родная заряУж завтра меня не разбудит,Играя в окне и горя.
И сдержанный говор печаленНа темном печальном крыльце.Все было веселым вначале,Все стало печальным в конце.
На темном разъезде разлукиИ в темном прощальном автоЯ слышу печальные звуки,Которых не слышит никто…
<1968>
У церковных берез
Доносились гудки с отдаленной пристани.Замутило дождямиНеба холодную просинь,Мотыльки над водою, усыпанной желтыми листьями,Не мелькали уже – надвигалась осень…Было тихо, и вдруг будто где-то заплакали, —Это ветер и сад.Это ветер гонялся за листьями,Городок засыпал, и мигали бакеныТак печально в ту ночь у пристани.У церковных берез, почерневших от древности,Мы прощались, и пусть, опьяняясь чинариком,Кто-то в сумраке, злой от обиды и ревности,Все мешал нам тогда одиноким фонариком.Пароход загудел, возвещая отплытие вдаль!Вновь прощались с тобойУ какой-то кирпичной оградины,Не забыть, как матрос, увеличивший нашу печаль,– Проходите! – сказал.– Проходите скорее, граждане! —Я прошел. И тотчас, всколыхнувши затопленный плес,
Пароход зашумел,Напрягаясь, захлопал колесами…Сколько лет пронеслось!Сколько вьюг отсвистело и гроз!Как ты, милая, там, за березами?
1968
Последняя осень
Его увидев, люди ликовали,Но он-то знал, как был он одинок.Он оглядел собравшихся в подвале,Хотел подняться, выйти… и не смог!
И понял он, что вот слабеет воля,А где покой среди больших дорог?!Что есть друзья в тиши родного поля,Но он от них отчаянно далек!
И в первый раз поник Сергей Есенин,Как никогда, среди унылых стен…Он жил тогда в предчувствии осеннемУж далеко не лучших перемен.
1968
О московском Кремле
Бессмертное величие КремляНевыразимо смертными словами!В твоей судьбе – о, русская земля! —В твоей глуши с лесами и холмами,Где смутной грустью веет старина,Где было все: смиренье и гордыня —Навек слышна, навек озарена,Утверждена московская твердыня!
Мрачнее тучи грозный ИоаннПод ледяными взглядами боярстваЗдесь исцелял невзгоды государства,Скрывая боль своих душевных ран.И смутно мне далекий слышен звон:То скорбный он, то гневный и державный!Бежал отсюда сам Наполеон,Покрылся снегом путь его бесславный…
Да! Он земной! От пушек и ножаЗдесь кровь лилась… Он грозной был твердыней!
Пред ним склонялись мысли и душа,Как перед славной воинской святыней.Но как – взгляните – чуден этот вид!Остановитесь тихо в день воскресный —
Ну не мираж ли сказочно-небесный —Возник пред вами, реет и горит?
И я молюсь – о, русская земля! —Не на твои забытые иконы,Молюсь на лик священного КремляИ на его таинственные звоны…
<1968>
В глуши
Когда душе моейСойдет успокоеньеС высоких, после гроз,Немеркнущих небес,Когда душе моейВнушая поклоненье,Идут стада дрематьПод ивовый навес,Когда душе моейЗемная веет святостьИ полная рекаНесет небесный свет, —Мне грустно оттого,Что знаю эту радостьЛишь только я один:Друзей со мною нет…
<1967>
На озере
Светлый покойОпустился с небесИ посетил мою душу!Светлый покой,Простираясь окрест,Воды объемлет и сушу…О этот светлыйПокой-чародей!Очарованием смелымСделай меж белыхСвоих лебедейЧерного лебедя – белым!