Суровое выражение его лица быстро смягчается, когда он видит, как я наблюдаю за их разговором из коридора.
– А, ты наконец закончила, cariño[14], – окликает меня папа, выходя из кабинета. Он уводит меня во двор, и дон Круз следует за нами.
– О чем вы говорили с доном Крузом? – спрашиваю я.
– Nada[15] , Далила, – говорит он. – Просто скучные дела.
Мне хочется расспросить его, но во дворе к нам присоединяются все остальные.
– С каждым годом ты становишься все красивее, юная леди, – заявляет донья Круз.
Все три гостя сидят на стульях с подушками в нашем открытом дворике, пока мама подает им какой-то бренди янтарного цвета. У дона Круза его фирменные большие усы, а одет он в серый костюм с красным платком, торчащим из переднего кармана и кричащим о богатстве. Донья Круз выглядит так, словно весь день провела в салоне лишь ради этой маленькой вечеринки. Ее волосы убраны в сложную прическу, а платье, вышитое блестками, сверкает в свете фонарей.
Их сын Рико явно изменился за последний год. Очевидно, он ходил в спортзал и заботился о своем теле. Вместо повседневной одежды, которую носит большинство знакомых девятнадцатилетних парней, на нем костюм, сшитый на заказ и подогнанный под его стройную фигуру. У него короткие волосы, из-за чего он выглядит уверенно и брутально. Это опасное сочетание.
Рико приветствует меня одобрительным кивком.
– Помнишь, как мы перевернули один из горшков с цветами твоей матери, когда играли в прятки в детстве? – спрашивает он. – Ты так интересовалась теми цветами, но, кажется, твои вкусы изменились. Отец говорил, ты собираешься поступить в медицинский университет в следующем году.
– Да. Я хочу стать кардиохирургом, – говорю я им.
– Ого, – произносит донья Круз, явно впечатленная. – Амбициозно.
Мама натягивает на лицо теплую улыбку.
– Мы гордимся Далилой.
Я знаю, что она думает о моем старшем брате Лукасе. Если бы не его сердечные шумы, он все еще был бы жив. Хотя его нет уже три года, я думаю о нем каждый день и мечтаю, чтобы он был здесь. Я знаю, что мама тоже.
Дон Круз поворачивается к папе.
– Хорошо, что у меня нет дочерей. Я бы не отпустил их в университет и даже из дома без телохранителя.
– Мы с сестрами вполне способны позаботиться о себе, – резко отвечаю я.
– Уверен, что легко заботиться о себе, когда вы живете в Панче, – вставляет Рико с хитрой ухмылкой. – Но Панче – ненастоящий мир.
Я вскидываю бровь.
– Ты говоришь, что моя жизнь – фальшивка, сеньор?
– Я говорю, что есть целый мир, о существовании которого ты не подозреваешь.
Я собираюсь бросить ему вызов, когда мама кладет руку мне на колено, призывая замолчать.
Появляется Лола и объявляет, что ужин готов, и я выдыхаю с облегчением. Надеюсь, тема разговора изменится, как только мы начнем есть. Прежде чем я успеваю пойти за всеми остальными в столовую, Рико встает на моем пути.
– Я не хотел тебя оскорбить, сеньорита.
– Ты меня не оскорбил, – говорю я ему. – Мне просто не нравится, когда меня считают слабой.
Рико протягивает мне руку. Очевидно, он не понял намек, что я не хочу сближения.
– Мой отец говорит мне обращаться с женщинами как с хрупкими цветами.
Я стараюсь подавить смешок, сорвавшийся с губ, но мне это не удается.
– En serio[16]? Это самое смехотворное заявление, которое я слышала. Я не цветок, и меня не нужно защищать. Я крепкая chica[17], которая может надрать задницу, если нужно.
– Правда? – Он оценивающе оглядывает меня. – Думаешь, ты крепкая?
Я киваю.
– Por supuesto que sí[18] .
Он скрещивает руки на груди.
– Ладно, донья Сандоваль. Может, покажешь мне, как ты сможешь защититься от парня вроде меня?
– Здесь?
– Именно.
– Не здесь, – говорю я ему. Я готова подтвердить свои слова, но не собираюсь смущать родителей.
– Я хожу в боксерский зал в Севилье, – говорит Рико. – Что, если я отвезу тебя туда и ты докажешь, что не цветок? Я даже дам тебе пару советов. Тебе нравится бокс?
– Бокс словно религия в моем доме. – Я росла за просмотром боев вместе с папой и Лукасом.
Рико поднимает голову и выпячивает грудь.
– Я полупрофессионал и скоро поднимусь в ранге.
Теперь пришел мой черед оценивающе глянуть на него.
– Ты полупрофессионал? Разве ты не тот парень, что плакал, когда порезался бумагой, делая самолетик?