Сержант мало что соображал, но все равно гордился тем, как заблевал этой крысе весь белый халат.
Он понял, что все-таки угодил в преисподнюю, когда в лаборатории появился демон с красным лицом без кожи, одетый в безукоризненную нацистскую форму.
– Доктор Зола! – заговорил демон. – Как продвигается эксперимент? Я слышал, ваш последний подопытный протянул дольше остальных.
Зола повернулся к демону с видом одновременно перепуганным и подобострастным.
– Да, герр Шмидт. Его тело приняло сыворотку, пусть и несколько отличную от той, что нам удалось спасти из лабораторий доктора Эрскина. Я уверен, что, когда лихорадка пройдет, он станет таким же сильным и быстрым, как вы.
Шмидт посмотрел на Сержанта. Глаза у него были вполне человеческие, что по контрасту с лишенным кожи лицом делало его облик еще более инфернальным. Приглядевшись, Сержант мог различить, как по жилам среди обнаженных мышц движется кровь, и от этого в нем закипал ужас.
– 32557038, – забормотал он, потом перешел к имени и званию, но на него никто не обращал внимания, и он повторял эти слова, будто мантру против надвигающегося безумия.
– Отличная работа, доктор. Как можно быстрее переправьте его в восточный лагерь. Мне интересно, продержится ли сыворотка против последних приобретений герра Гитлера.
Зола выглядел шокированным.
– Вы собираетесь швырнуть его чудовищам? Но это наш единственный успех!
И добавил под взглядом Шмидта:
– Помимо вас, разумеется.
Лицо Шмидта исказилось в ухмылке.
– И этих успехов у вас будет гораздо больше, мой дорогой доктор, теперь, когда вы усовершенствовали свою технологию. Нам больше не придется полагаться на американского пса, который в любой момент может обернуться против нас.
– Но у нас осталось всего несколько доз сыворотки, – возразил Зола.
– И так много надежных людей из ГИДРы, чтобы ее применить, – Шмидт сделал широкий жест. – Действуйте, доктор. Мы можем пожертвовать одним подопытным. У вас достаточно времени, чтобы создать настоящих суперсолдат. Никто не осмелится атаковать эту базу. Что касается данного экземпляра, считайте, что мне любопытно. Перевозите его.
Зола сгорбился.
– Да, герр Шмидт.
За новой базой, позади рядов тяжелых клеток и вольеров, была большая яма. Яму опоясывало ограждение, люди перегибались через него, кричали и бросали вниз камни, палки и что-то съестное. Из ямы доносилось беспрестанное, отдающееся эхом рычание.
Зола предпочел остаться в лаборатории, прислав вместо себя одного из ассистентов. И теперь ассистент тщетно корчил из себя главного, пока двое солдат волокли Сержанта к яме. Сержант висел у них на руках мертвым грузом, голова все еще кружилась от ударов прикладом, которыми его награждали в кузове грузовика за малейшие движения. Он и рад был не двигаться, но грузовик подскакивал на ухабах, и лежать совсем неподвижно не получалось.
И все же он был уверен, что еще жив: мертвецам не бывает так паршиво. Тем не менее, вдали от лаборатории, на свежем воздухе, ему медленно становилось лучше, впервые после того, как его полк взяли в плен. Что-то двигалось под кожей, сила текла, возвращаясь к нему, как вода в сосуд.
Но она текла недостаточно быстро. Пока зрители выкрикивали что-то о свежем мясе, солдаты подтащили его к яме и бесцеремонно швырнули через ограждение.
Глава 22
Сержант не знал, сколько пролежал без сознания, пролетев добрых десять метров и приземлившись на твердое. Минула, казалось, вечность, прежде чем голова перестала кружиться, и он начал приходить в себя и осознавать всю серьезность ситуации. Может, прошли часы, может, дни.
Но скорее всего – секунды, потому что к нему вдруг метнулась тень, и в левое плечо глубоко вонзились бритвенно-острые клыки. Что-то вскинуло его в воздух и принялось трясти, все сильнее разрывая кожу и мышцы.
Сержант был на короткой ноге с болью. Он ничего другого не испытывал с тех пор, как очнулся, пристегнутый к столу. Но эта боль была иная, не похожая на ту трясину, в которую он погружался, медленно и неотвратимо. Эта боль была острая, грубая, яркая и кровавая, она наполняла в равной мере адреналином и ужасом, заставляя драться за свою жизнь.
Размахнувшись правой рукой, Сержант ударил чудовище в голову. Удар должен был выйти слабым и бестолковым, способным лишь раздразнить монстра. Но кулак пробил хрустнувшую кость на виске и прошел прямо в мозг.
Содрогнувшись, монстр рухнул, хватка на руке ослабла. Оказавшись на свободе, Сержант вскочил на ноги и пятился, пока не врезался спиной в стену ямы. Крики наверху стихли, солдаты смотрели с изумлением. Не обращая на них внимания, Сержант переводил дыхание и рассматривал дыру, в которую угодил.
Монстр, которого он убил, был какой-то извращенной кошмарной смесью человека и волка. Или волком с трансформированными конечностями и спиной, благодаря чему он держался прямо и атаковал зубами и когтями. Мертвый валялся на земле, но в яме их было еще четверо, три самца и одна самка, судя по отвисшим грудям. Все они грозно рычали, держась, впрочем, у противоположной стены – очевидно, впечатленные тем, что он сделал с их соплеменником.
– Вы видели? – выкрикнул один из подонков на немецком, который Сержант худо-бедно разбирал. – Пятьдесят на американца!
И наверху снова заорали, называя ставки.
– Десять на волков, – пробормотал Сержант, тяжело дыша. – Буду должен.
Все тело дрожало, искалеченная рука не слушалась и заливала землю кровью, которой лучше бы, конечно, оставаться внутри. Один из мутантов, огромный серый урод, начал красться к нему вдоль стены. Сержант отступал, хотя таким макаром мог разве что угодить в лапы остальным.
Он задрал голову на зрителей.
– Никто не хочет сбросить мне нож или пистолет?
Те ухмылялись.
– Нет, американский пес, – произнес один с сильным акцентом. – Ты там сдохнешь.
– Отлично. Просто, блядь, великолепно.
Волк обошел труп и прыгнул, невозможно широко распахнув челюсти, выставив когти, как сабли. Сержант, которому еще до военной подготовки нередко доводилось участвовать в стычках, кувырком ушел в сторону и вскочил – волк даже развернуться не успел. Сержант не стал удивляться, как умудрился провернуть маневр с такой скоростью – слепая ярость была отличной мотивацией – и пнул изо всех сил, прямо по впечатляющей ребристой спине.
Впечатляющая ребристая спина была, очевидно, стеклянная, потому что он услышал, как она хрустнула. Волк взвизгнул и упал.
Снова прижавшись к стене, Сержант уставился на оставшихся троих, которые явно не понимали, что происходит. Тут он был с ними солидарен. Он придерживал левую руку правой, но кровотечение прекратилось, и чувствительность начала возвращаться. Покалывание, зародившись в руке, распространилось по телу, медленно заменяя боль каким-то странным зудящим чувством, а страх – неестественной злобой.
Сержант сощурился, самый маленький из всех, слабейший. Он ненавидел их. Он ненавидел их, как ненавидел гидровцев, смеющихся наверху, и Золу, и Шмидта, и Дум-Дума, и весь 107-й, и своих родителей, и каждого человека, мимо которого прошел за всю свою долбанную жизнь. Он хотел убить их всех.
– Давайте, ублюдки, – прорычал он. – Чего ждем?
В ответ на его тон они тоже зарычали, сгорбившись, и Сержант расхохотался.
– Ну же!
Они набросились на него все разом, и он прыгнул навстречу, уже превращаясь – спасибо яду, проникшему в его вены с укусом – в монстра, такого же, как они.
Несколькими днями позднее возле его клетки остановился разъяренный Шмидт.
– Пятеро лучших, – он стащил перчатки и хлопнул ими о ладонь. – Пятеро лучших из нашего Батальона Смерти. Абсолютное оружие ГИДРы. Добровольцы, укушенные этой древней полумертвой развалиной, которую раскопали дураки Фюрера, и сошедшие с ума после трансформации. И все же полезные, о да, крайне полезные! Были, пока ты не разодрал их на куски!