— Мамуков?
— ...да, это я его Мамуковым сделал, а настоящую его фамилию уж и позабыл. Так вот, Николай упросил. Ну, сделал я ему паспорт на имя «Рондорфа», немецкий. Денег, ясное дело, брать не стал. На том и расстались... А десять тысяч фунтов, что он мне завещал, я на церковь пожертвовал. Простите, голубчик, но не хотелось мне его денег. А Коля Мамуков, значит, жив?
Стив решил, что беспокоить Нельского рассказом о происшествии в Сабле не стоит.
— Нет, он недавно умер, так что об отце я от него ничего не выведал. Во время нашей с ним последней встречи у меня создалось впечатление, что он в прошлом — чуть ли не нацистский преступник. Боялся всего...
Борис Михайлович вытряс в бокал остатки вина.
— Какой он преступник! Военнопленный. Вы, молодой человек, со второй, военной эмиграцией плохо знакомы. Сколько людей, напуганных на всю жизнь сталинизмом и выдачами из «западной зоны», все еще скрываются неизвестно от кого. Некоторые даже специально русский язык позабыли!
Служба кончилась. Из собора начали выходить люди. Сначала — по одному, потом — все больше.
— Ну вот, скоро и зять появится. Увидит, что вино пил да сигарет почти пачку выкурил, ругаться начнет — насчет здоровья. Так что, Степан, давайте мы с вами разговор на сегодня закончим, тем более что об отце я вам больше ничего сообщить не смогу.
Старик потянулся к кошельку, но Стив остановил его и быстро расплатился с официантом
— Спасибо, дорогой. Да, кстати, есть один человек, который знал Семена Круглова еще по Шанхаю! Только он в Германии живет, книгами торгует. Я сам — книжный червь, так что как только лишние деньги появляются, заказываю у него книжонку-другую. Вот, постойте... — Старик покопался в записной книжке и достал оттуда заложенную между страниц помятую визитную карточку. — Вот, Андрей Савельев, Франкфурт-на-Майне, адрес здесь. Возьмите, мне она ни к чему.
В «Петроград» зашло трое — худощавый молодой человек и две женщины с густо накрашенными губами.
— Советские... — Борис Михайлович улыбнулся. Я их издалека узнаю. Раньше каждый человек из Москвы или Питера в диковинку был, а теперь их в Париже... Завтра один приезжий профессор из МГУ доклад об эмиграции читать будет, пойду непременно. Посмотрим, как на него перестройка повлияла! А вы не хотите? Я в «Русской мысли» объявление прочел, это — на севере, возле Клиньянкур...
«А почему бы и нет? — подумал Стив. — Время есть, а благодаря Борису Михайловичу появился еще один ключ — Савельев во Франкфурте!»
Глава 5
Это был небольшой зал в кирпичном здании спортивно-административного назначения. «История русского зарубежья» — прочитал Стив на листе белой бумаги, приколотом на дверях. И чуть пониже: «Вход свободный». Возле дверей дремали две старушки.
— Вы на дискуссионный вечер? Французского перевода не будет.
— Спасибо, я говорю по-русски.
«Сиделки» радостно закивали.
Из двухсот мест было заполнено не более четверти. Кроме четырех-пяти студентов-славистов, Стив не заметил никого младше шестидесяти.
«Неужели это все, что осталось от русской эмиграции? Хотя для обитателей старческих домов путешествие в Париж по случаю какого-то дискуссионного вечера — очень решительный шаг! Остальные — ассимилировались или слишком слабо знают язык. А может — им просто не хочется тратить теплый майский вечер на слушанье эмигрантских дебатов. Есть в Париже дела поинтереснее».
Появился докладчик. Стив встречался с научной публикой из Советского Союза, но этот человек в коричневом костюме невообразимого покроя, с широким галстуком и кожаным портфелем мало походил на профессора. Он решительно поднялся на низенькую кафедру и поводил по залу близоруким взглядом, будто выискивая среди публики возможных противников.
Организатора вечера, белесого старичка с дрожащими руками, Стив никогда не встречал.
— Друзья!
Микрофонов не было, и старческий дребезжащий голос утонул в незанятой половине зала.
— Друзья! Сегодня мы имеем честь приветствовать у себя в гостях профессора истории из Москвы господина Коршунова. Многие из вас знают его по статьям в исторических журналах, но только теперь, благодаря перестройке и начавшемуся возрождению нашей Родины, эта встреча национально настроенных русских из эмиграции и из СССР стала возможной!