— Кстати, Кристина, у тебя не совсем французский акцент. И улыбка — тоже.
Девушка бросила зажигалку и схватилась руками за сиденье стула, выставив голову вперед и подняв острые плечи.
— Ты все равно не угадаешь! Моя мать — американка шведского происхождения, а отец — наполовину немец, наполовину француз. А я — просто Кристина. И улыбка у меня — «кристинская»!
Когда Стив с Кристиной вышли из дверей «Шехерезады», заранее заказанное такси уже стояло неподалеку. Стив открыл переднюю дверь, но, оценив выражение заблестевших глаз блондинки, осторожно прикрыл дверцу и пригласил Кристину кивком головы на заднее сидение.
— Куда ехать?
Стив едва успел сказать адрес отеля. Шофер взглянул в зеркало и попытался уточнить маршрут, но тут же отвел глаза, опасаясь влететь в аварию — парочка на заднем сидении разошлась вовсю.
— Стив, — прошептала Кристина, когда он расстегнул ее блузку, — но даже во Франции это не делают в такси!
Смешанный свет. Луна, неоновая реклама магазина напротив и уличный фонарь. Он беспрепятственно проходил сквозь серый мрак номера и делал волосы Кристины почти совсем белыми. Она стояла на кровати на коленях напротив Стива. Их тела не соприкасались, лишь руки в каком-то безостановочном танце ласкали одна другую.
— Как это называется по-русски?
-Что?
— То, что мы только что делали.
— Одним словом это будет слишком грубо. Наш язык богат в описании духовной любви, если речь идет о физической близости — получаются сплошные ругательства.
Стив провел рукой ото лба к ее чуть курносому носу с горбинкой, погладил выступающую ключицу, одними кончиками пальцев коснулся острых сосков небольшой груди, провел вниз по животу. Его кисть улеглась на бедре, как будто успокоившись совершенным обследованием.
— Как звучит по-русски твое имя?
— Я не пойму: мы занимаемся любовью или русским языком? Ну, Степан.
— Степан... Это мне нравится больше, чем Стив. Степан, зачем ты приехал в Париж? Стив помолчал полминуты.
— Я ищу убийц моего отца. — Он подумал еще минуты две и рассказал ей всё.
* * *
На следующее утро он долго искал на соседних улицах действующую телефонную будку. Если в Англии телефоны-автоматы обычно ломают в пятницу вечером, то в Париже они просто редко работают. Наконец, он бросил это никчемное занятие и решил позвонить в Лондон из ближайшего кафе.
На другом конце провода отозвался знакомый голос.
— Мишка, прости за долгое молчание и неурочный звонок, но последнее время мне было не до того. Слушай...
Майкл не перебивал Стива и не спрашивал об уточнениях в изложении хода событий.
— Вот, пока все. Что у тебя?
— Стив, самая главная новость: наше с тобой сотрудничество кончилось.
Стив удивленно уставился на протиравшего мокрой тряпкой стойку бармена, как будто тот имел какое-то отношение к английской разведке.
— Что это значит? Тебя сменяют другим человеком?
— Нет. Просто мы уже знаем все, что нас может интересовать в этой истории. Стив, убийца сдался английским властям и все рассказал.
— Что-о?!
— Убийца Саймона Рондорфа пришел с повинной. Твой соотечественник, из Москвы. Приехал в Англию по купленному гостевому приглашению. Типичный фарцовщик, говорит, что был связан с мафией — кавказской или среднеазиатской. Божится, что все произошло случайно — твой отец рванулся к револьверу, и ему не оставалось ничего иного, как «превысить пределы необходимой самообороны». Его наняли за деньги, обещали прикрыть уголовное дело, заведенное в Москве, и обеспечить дальнейшие беспрепятственные «челночные» поездки на Запад. Он скрывался какое-то время, а потом решил, что поскольку смертной казни в Англии нет, то лучше отсидеть несколько лет в нашей тюрьме, чем возвращаться в Советский Союз, где его могут просто убрать как лишнего свидетеля. Он — примитивный тип, и считает, что чем больше он наболтает о КГБ и мафии, тем мягче будет приговор. Анализ всего вздора, который он обильно выдает на допросах, выведет из строя любой компьютер. Но отношение к перебежчикам несколько изменилось за последние годы, а этот дурак даже врать толком не умеет. Самое главное: твоего отца убили случайно, можно сказать — со страху. Они хотели совсем другого.
— Кто — они?
— Стив, я больше ничего не могу тебе сказать, кроме одного: второй еще на свободе. Но мы уже выяснили все, что хотели, и прекращаем расследование. Мы не заинтересованы в лишнем политическом скандале сейчас, когда Горбачев в таком трудном положении. Все гораздо запутаннее, чем казалось нам, мир меняется, на поверхность выходят новые силы и не надо навязывать им грязное наследство прошлого.