— Что? — Кристина вскинула голову.
— Ничего, спи. Твой паспорт у меня. Через несколько минут дверь с грохотом поехала в сторону, и бородатый немецкий пограничник пожелал им «гутен абенд». Знакомые корочки французского и английского паспортов не вызвали у него желания проверять документы, и он пошел дальше.
Стив смотрел, как полосы света станционных огней пробегают по лицу и волосам спящей попутчицы.
Улыбка. Она улыбалась даже во сне. Стоп! Почему все произошло так быстро и даже как будто слаженно? Встреча на вечере профессора. Потом — кладбище... Откуда Коршунов мог знать, что Стив поедет на Сен-Женевьев-де-Буа? Теперь она увязывается за ним в Германию. Нет, зачем Кристине работать с Коршуновым? Бернар! Тогда все сходится: «Вы как французская гражданка должны помочь родине...» Ерунда. Бернар ведь просто хотел, чтобы Стив не мозолил ему глаза. Рондорф, — сказал он сам себе, — еще немного, и ты станешь параноиком!
Новая страна, скоро — новый город. Чужая страна, чужой город. Но где он у себя дома? В «Грейс мэнор» или, может быть, — на Сен-Женевьев-де-Буа? Чушь, пора спать. «Букинист... Букинист... Букинист...» — стучали колеса.
Поезд пришел во Франкфурт рано утром. Стив вынес из-под полукруглой арки здания вокзала чемодан своей спутницы и направился к ближайшей машине такси.
— Ты что, кирпичей туда нагрузила?
— Не мешай людям жить — здесь нет и половины того, что мне обычно нужно в дороге. И потом — я ведь не возражаю против твоих драных джинсов? Я помню твои слова — «жить надо просто». Но мог бы приодеться и получше: времена хиппи давно уже прошли. Ты знаешь, где мы остановимся?
Стив помнил маленький отель на окраине. Из-за наплыва посетителей в преддверии автомобильной выставки шансов найти место в центре не было.
— Редельхайм, отель «Радилохоф», это возле станции!
— Американцы? — шофер попытался поупражняться с ними в английском, но когда Стив заговорил с Кристиной по-русски, бросил.
Им дали номер на втором этаже.
— Ну и вид, — Кристина расчесывала мокрые после душа волосы, — станция, подземный переход и фруктовый ларек. — Это что — поезда всю ночь будут греметь у нас под окнами?
— Ни в коем случае! — Стив осторожно взял из ее рук расческу. Я возьму расписание, и буду затыкать тебе уши за пять минут до приближения поезда.
Он осторожно положил руки ей на голову, как бы демонстрируя свои намерения.
— Осторожно, испортишь прическу!
Кристина обернулась и уткнулась носом в его шею. Стив смотрел в окно — половину его от него закрывала золотистая голова девушки.
«...а второй еще на свободе. Так сказал Майкл».
В центр они отправились на электричке.
— Смотри — «Мессетурм»! — Стив ткнул пальцем в красноватый небоскреб за окном, — пока что самый высокий в Европе, англичане грозятся — их «Телеком-тауэр» будет выше.
На Хауптвахе, площади перед пешеходной зоной, на прогретых летним солнцем камнях сидели вездесущие панки. Рядом демонстрировали свою ловкость несколько скейтбордистов. В центре площади стоял барочный особняк, вокруг — столики под зонтиками. Кафе.
— Это был полицейский пост, по совместительству — тюрьма. В 1833 его штурмовали революционные студенты — хотели освободить арестованных товарищей. Злые языки говорят — те за пьянку сидели... Но каждую революцию нужно с чего-то начинать! Так, нам скоро сворачивать...
На Цайле — пешеходной зоне — играл латиноамериканский оркестр, интернациональная толпа сновала по магазинам. Возле одного из них сидела бронзовая фигура Давида с разинутым, будто от удивления, ртом — должно быть, из-за обертки от мороженого, налепленной ему на лоб мальчишками.
— Браубахштрассе, это направо!
Скоро они вышли на нужную улицу. На углу — магазинчик с китайскими сувенирами, несколько антикварных лавок.
Дом номер шестнадцать. Снаружи Стив не обнаружил ничего, что указывало бы на букинистический магазин. Они зашли под арку и оказались в маленьком дворике. Справа от входной двери, среди кнопок, с ничем не примечательными немецкими фамилиями была укреплена белая табличка:
«А. Савельев. Старые русские книги».
Стив позвонил. Минут через пять раздалось жужжание автоматического замка, дверь подалась, и они зашли внутрь. На лестнице, ведущей в подвал, облокотившись на перила, стоял хмурый худой человек неопределенного возраста. Он исподлобья разглядывал вошедших и одновременно сворачивал самокрутку.
— Гутен таг, — лениво сказал хмурый и облизал клейкий край сигаретной бумаги.
— Здравствуйте, господин Савельев. Мы — к вам.