Из-за пьянки геолог и погиб. Шел по улице один, увидел флаг японский — поклониться надо, а он кричит: «Советы здесь все равно скоро будут, что вы меня своими солнышками пугаете!» — и хотел сорвать. Ну, патрульный, недолго думая, вскинул винтовку и — пулю ему в голову. О нем никто особенно не жалел, бывшие ресторанные друзья даже на похороны не пришли.
Как-то под вечер вдруг забегает к нам домой Семен. Я дверь открыл и не знаю — пускать или нет? А он мне: «Не бойся, я не надолго. Не хочу, чтобы ты обо мне плохо думал — ведь мы уже навряд ли встретимся». Заходит, кладет на стол папку. «Вот, — говорит, — свидетельство моей «работы на японцев». Посмотри». Я полистал, ничего не понял — карты, схемы какие-то. И фамилия Завьялова на титульном листе. Он себя еще и в «доценты» произвел, считая, что японцы с Санкт-Петербургским университетом навряд ли свяжутся.
А Семен говорит: «Мне здесь ни дня оставаться нельзя. Бумаги сохрани, единственное это мое оправдание». С этими словами ушел. С тех пор я его больше не видел. А через час является к нам его напарник в японской форме — капитан Такахаси, спрашивает про Семена. Я понял — выследили, скрывать смысла нет. Сказал, что заходил проститься, про бумаги, ясное дело, умолчал. Будь это на неделю раньше — японцы бы весь дом перерыли, но советские войска уже границу перешли.
Я вскоре бежал из Китая. Занесло меня в Австралию. Хотите верьте, хотите — нет, но основная моя профессия — охотник на крокодилов. Нас там группа русских была. Зарабатывали неплохо, если бы копить умел — стал бы миллионером. Но... Вернемся с промысла — и все деньги в Мельбурне под цыганскую скрипку просадим. Был там один русский ресторан.
В семидесятых в Европу перебрался. Начал книгами торговать. Дело шло потихоньку, хвалиться не хочу, но моего уровня специалистов по русскому книжному антиквариату — мало. Фамилии я не менял, как многие. Лет десять назад приходит ко мне человек, представляется профессором Московского университета. Купил две книжки, но больше архивами интересовался...
— Коршунов! — вырвалось у Стива.
— Верно! Так и вы с ним познакомиться успели? Пронырливый тип. Узнал, что я — дальневосточник, расспрашивать начал. По вопросам видно — тему знает. И вдруг в лоб — про отца вашего спрашивает! Ну, тут уж я понял, что это за профессор. Выставил за дверь.
Проходит год, и получаю я письмо из Ленинграда. От сестры геолога Завьялова. Я и не знал, что такая существует. Пишет, узнала мой адрес от общего знакомого, интересуется историей брата, спрашивает — нет ли у меня каких-нибудь его бумаг. Может, сестра и вправду существует, но в письме из-за каждой буквы Коршунов выглядывает. Не стал я отвечать, но до сих пор не пойму: им то зачем Завьялов?
— Простите, — перебил Стив, — но почему вы считаете, что отец не работал на японцев? Букинист криво улыбнулся.
— С помощью Завьялова ни на кого работать невозможно. Семен его знал как облупленного, а в доверие к Такахаси ввел. Значит — надул. Были в эмиграции двойные агенты, но те остались советских войск дожидаться, а Семен — исчез. Значит, и на Советы не работал.
— Господин Савельев, вы не представляете, как я вам благодарен!
Савельев, подперев голову, со скрипом раскачивался на стуле.
— Что, подозревали отца? Ну, что ж, хоть этим удружил. Потому что ничем другим я вам помочь не смогу — синюю папку Завьялова я сжег сразу же после визита японского капитана. Даже просмотреть не успел. Слишком все это было рискованно. Вы ведь папку ищете?
* * *
Они прогуливались по Рёмербергу — мощеной площади перед ратушей.
— Сколько лет этим домикам?
— По-моему, семь.
— Что?!
— Ты забываешь — американцы во время войны обратили исторический центр Франкфурта в руины. Ковровая бомбардировка. Это — старый новый город. Здесь только собор уцелел, фасад ратуши и один средневековый кабак. Красноватый шпиль собора, подсвеченный прожекторами на фоне вечернего неба, выглядел тревожно, как сторожевая вышка.