«Нет — всю стену мозгами забрызгает, а людям потом убирать».
— Геннадий Петрович, а револьвер вам зачем понадобился? Для отчетности?
Коршунов замер. Улыбка осталась на месте, но лицо пошло красными пятнами.
— Револьвер, это — японский? Так мне его Семен Степанович еще десять лет назад показывал, вот оттуда я и знаю. А что?
«Нет, лучше — в живот. Всю обойму. А вдруг — выживет?!»
— Ничего. Мафиози ваш наемный раскололся. Все излагает как по писаному. Ладно — с отцом все понятно, может быть, вы и не хотели, но старика Мамукова — его зачем?
Коршунов протрезвел окончательно.
— Странно слышать. Мамуков — это потом было, после Англии. И не я это — испугался он, поскользнулся... Не я это...
С улицы раздался шум.
— Вон, чехи опять демонстрируют...
Коршунов схватился за принесенную Стивом папку и нервно вскрыл почтовый конверт. На стол высыпалась пачка старых чешских газет.
— Не расстраивайтесь, Коршунов. Это — для верности, на случай, если вы смухлюете. Бумаги у меня на вокзале, в камере хранения. Сейчас вместе пойдем и достанем.
«Профессор» обмяк, и Стиву не без труда удалось поднять его с места. Он не сопротивлялся, когда Стив, плотно поддерживая под руку, повел его к дверям.
На улице, прямо напротив ресторана, стояли двое молоденьких улыбающихся полицейских.
— Коршунов?
Один из них поигрывал блестящими наручниками. Стив быстро сунул руку в карман.
— Не надо, Стив! — из полицейской машины вылез улыбающийся Вячеслав. — Не надо. Ситуация изменилась — путч провалился.
Глава 13
Океан был удивительно спокойный. Плеска волн не слышно. Стив вышел на берег — коричневые скалы ярко контрастировали с голубой равниной. Лучи солнца свободно пронизывали воду, но дна не было видно даже у берега — свет достигал определенной глубины и, как бы отражаясь от огромного зеркала, стремился назад, вверх. Но пробить водную толщу во второй раз у него уже не хватало сил, и он оседал на подводном отражателе мутным радужным слоем.
Стиву показалось, что такого в природе не бывает, и он решил спуститься к воде.
Другой край острова угадывался за горой — она загораживала южный берег, но из-за нее к небу тоже стремилось оранжево-голубое свечение. Стив взглянул налево и увидел второй остров. Он был длиннее первого, с рваной береговой линией. «Итуруп, — всплыло в голове, — а я, значит, — на Кунашире!» Он снял с шеи медальон и сравнив контур острова с инкрустированной фигурой. «Всё точно!»
Перепрыгивая с камня на камень, Стив побежал вдоль кромки воды. Обогнув скалу, он остановился как вкопанный: из крупного черного отверстия туннеля вылезала ровная стрела автострады. Она доходила до края острова и, как бы не заметив пролива, перепрыгивала на соседний берег и уходила за горизонт. Автострада не лежала на понтонах, никаких опор моста тоже не было видно. Она просто соединяла Кунашир с Итурупом.
По четырем колеям в обе стороны деловито сновали разноцветные автомобили — «тойоты», «хонды», «датсуны».
Вдруг Стив заметил стоявшую у края автострады группу людей. Они смотрели на машины и молчали.
В стороне от толпы, опираясь на лопату, чуть покачиваясь, стоял старик в фуфайке. Время от времени он запускал трясущуюся руку в карман и доставал оттуда горсть семечек. Старик быстро шевелил челюстями и сплевывал себе под ноги белую шелуху, часть которой застревала в жидкой бороде. «Тыквенные!» — догадался Стив.
— Дедушка! — Стив тронул задумчивого старика за плечо. — Я не здешний, вы объясните, пожалуйста, что происходит?
Старик мельком взглянул на него и презрительно сплюнул на землю очередную порцию скорлупы. Потом вздохнул и снова повернулся к гудящей автостраде.
— Известно что. Снуют с утра до вечера, все привыкнуть не можем. Пока ты со своей Кристиной по парижам мотался, японцы нас автострадой к острову Хоккайдо привязали. На дорогу выходить не смей: задавят — не заметят. А нам вот и картошку домой не на чем отвезти.
Стив остолбенел:
— Я же не знал... А с Шикотаном — что? Он ведь — в стороне...
Старик тоскливо покачал головой:
— Конец твоему Шикотану. Туда айны-рыболовы приехали. Сшили флаг из тюленьей шкуры и этот, как его — суверенитет объявили, не пускают туда никого. Да только никакие они не айны: те же японцы, дурят нам голову, в самоопределение народов играют.
Стив почувствовал, как к горлу подступают слезы: