— Дедушка, а почему море так светится?
Дед в сердцах бросил лопату на землю:
— Так ведь с этого всё и началось. Пришли японцы, разгребли водоросли и мусор, и открылся придонный платиновый слой. Они на выходные сюда приезжают, загрузят платиной багажник, и — домой, в свой Нагасаки. А все вы, эмигранты, намудрили! Э-эх!
Стив проснулся от толчка — самолет шел на посадку.
* * *
Такси выехало за город. Шофер еще раз посмотрел адрес в записной книжке Стива, утвердительно кивнул и решительно крутанул руль. Дорога из асфальтированной превратилась в гравиевую. Домик на берегу, возле которого остановилась машина, нельзя было назвать ни японским, ни европейским. Просто белый домик на берегу моря. Ни садика, ни изгороди, на стене — почтовый ящик.
— Here... No more houses, only this... — объяснил водитель на ломаном английском.
Стив расплатился и вышел из машины.
— I — wait? — Шофер вежливо улыбнулся.
— No, thanks.
Стив зашагал по песчаной дорожке к дверям. Он поднял руку, чтобы постучать, но дверь внезапно отворилась. Хозяин заметил подъехавшую машину.
На пороге стоял пожилой японец и улыбался. Морщинистое полное лицо странно высовывалось из воротника европейского костюма.
«А я думал — он меня в кимоно встретит!»
— Good evening, can I talk... — Стив не успел окончить фразу.
— Добрый вечер, Степан Семенович! — сказал японец на хорошем русском. — Я вас давно жду. Проходите, пожалуйста.
Полковник Такахаси жестом пригласил его внутрь.
Внутреннее убранство дома было скромным. Низенький столик, бар, камин английского образца, на стене — фотографии, как Стив заметил, — в основном людей в военной форме. Второе, что бросилось в глаза, — над камином висел револьвер — точная копия отцовского.
— Садитесь, господин Круглов, — хозяин подвинул гостю стул — прислуги сегодня нет, дети далеко живут, я старый. Все делаю медленно.
Некоторые русские слова Такахаси все же приходилось подбирать. Японец открыл бар и достал оттуда бутылку и два стакана.
— Японский виски еще не пробовали? «Сантори» ничем не отличается от настоящего шотландского.
Стив благодарно кивнул и молча смотрел, как темная жидкость обливает крупные кубики льда на дне стаканов.
— Ваше здоровье, господин Рондорф! Они чокнулись. Стив закрыл глаза и с удивлением понял правоту старика: если бы не наклейка, напиток легко можно было спутать с выдержанным шотландским виски.
— Акогаре! — гордо сказал Такахаси, наблюдая за реакцией гостя.
— Что?
— Акогаре. Не знаю, как перевести на русский. Наверное — сильное желание, тоска. Но не всякая тоска «акогаре», это тоска по недостижимому. В данном случае — по чужому стилю жизни. До войны был акогаре по Лондону, после войны — по Нью-Йорку. Из этой тоски и получился японский виски, несмотря на то, что солод приходится привозить из Шотландии.
Стив допил виски и поставил стакан на столик.
— А Курилы — тоже «акогаре»?
— Нет, — японец продолжал улыбаться, — я же сказал — «тоска по недостижимому». А Курилы — вот они! — Он встал, подошел к стене и нажал кнопку возле выключателя. Занавески с жужжанием разъехались.
Остров Кунашир ненавязчиво всовывался в квадрат окна с правой стороны. Уже вечерело, и очертания его были чуть-чуть размыты. Стив, не двигаясь, смотрел в окно.
— Близко, — он наконец, прервал молчание. Очень близко.
— Как это говорится по-русски: «близок локоть, да не укусишь!» — Такахаси опять нажал кнопку, и занавески снова сдвинулись. — Вы можете мне не поверить, но я всегда знал, что этот день придет еще при моей жизни.
Японец медленно опустился на стул.
— Многие покупают книги у Савельева. Он написал мне про ваш визит. Остальное — дело техники. Я знал, что вы приедете... Я всегда уважал вашего отца. И когда стало ясно, что десять тысяч фунтов из наших последних резервов мы заплатили за откровенный блеф, зауважал его еще больше. Фунты были настоящие, их конфисковали у пленных в захваченных британских колониях.
Такахаси вздохнул и не спеша, с перерывами на трудных словах, изложил свою версию истории Завьяловской папки.
— Когда Семен исчез, у меня зародилось первое подозрение. Любимец Акикусы, один из двух обладателей специальной награды — именного револьвера с дарственной надписью самого генерала, и вдруг бежит без приказа! Но времени на поиски уже не оставалось — мне самому пора было менять документы. Нас осталось несколько офицеров — тех, кто знал об операции с папкой. Через пять лет после войны, после подробного ознакомления с бумагами Завьялова, ни у кого не осталось сомнений — это была фальшивка, рассчитанная на то, что в военное время «покупатель» не успеет провести подробную проверку на Курилах. Мы даже обсуждали возможность мести... Но отказались от этого. И тогда я подумал — если мы купили этот блеф за столь высокую цену, нужно продать его еще дороже! Нет — не за деньги.